сельских жителей. Дорогая, ты уверена, что это не просто депрессия?
— Родов еще не было. Она случается после.
Мама задумалась. Ее взгляд перескакивал с предмета на предмет — ей совершенно не хотелось вмешиваться. Она вообще предпочитала, чтобы люди платили ей за решение их семейных проблем. Но я все-таки ее дочь и так расстроена…
— Уверена, Ник искренне заботится о тебе. Вы прошли вместе такой долгий путь, верно? Тебя что-то действительно беспокоит? Он что-то натворил?
Она имела в виду, не бил ли он меня? Нет, разумеется. Он просто ставил под сомнение любое мое действие. Просто говорил, что я схожу с ума, когда мне внезапно становилось невыносимо жарко в прохладной спальне, или звучала музыка, которую никто не включал, или мне не удавалось открыть входную дверь, чтобы выйти. Ему просто не нравилось, когда я выхожу из дома. Да и с чего бы ему это нравилось? Я врала Нику насчет Дэмьена, о чем он, скорее всего, знает. И продолжаю врать На его деньги я разыскивала мужчину, с которым ему же изменяла, а теперь, узнав о смерти своего любовника и о том, кто такая Нора, отчаянно пытаюсь отыскать выход из безвыходной ситуации. Наверное, если смотреть на все это глазами Ника, нельзя не признать его правоту. И я испугалась, что мать встанет на его сторону, когда узнает, что я натворила. Это было невыносимо. Я приехала сюда в поисках союзника перед приближающейся бурей, если решу уйти от Ника, если пойду на конфликт с Норой и окажусь выброшенной на улицу за измену. Но теперь я поняла, что от матери помощи будет не больше, чем от Клодии, и сказала:
— Нет. Вовсе нет. Вероятно, мне трудно дался переезд.
Она вздохнула с облегчением.
— Вот и хорошо, милая. Ты просто пока не привыкла к загородной жизни. Когда родится ребенок, ты сможешь вступить в какой-нибудь клуб молодых матерей или что-нибудь в этом роде. Или пойти на курсы — Найджелу очень нравятся занятия по переплетному делу.
Похоже, до нее так и не дошло, что у меня нет машины. Я задумалась.
— Мам, если вдруг возникнет нужда, можно будет немного пожить у тебя? Только я и ребенок.
Ее молчание немного затянулось.
— Ну дорогая, конечно, можно! Только твоя комната сейчас завалена всяким хламом, там все мои швейные принадлежности и листовки в защиту зеленых насаждений нашей деревни. Придется многое перетаскивать. Но если тебе будет нужно, приезжай, мы все уладим!
Проще говоря — нет.
— Спасибо, — пробормотала я. — Посмотрим ту скандинавскую драму?
Убийство в скудно освещенных декорациях — как раз под настроение.
* * *
На следующий день я пустилась в обратный путь; Я проиграла по всем статьям. Мама четко дала понять — теперь это и есть моя жизнь: сидеть за толстыми стеклами и дверями с кодовым замком и нянчить ребенка, добиваясь расположения Ника. Если это вообще возможно. Поезда тащились еле-еле, и до дома я добралась только после пяти. Домик Норы снова стоял тихий и темный, и это меня тревожило. Прежде она никуда не отлучалась, а теперь вечно в отъезде. Неужели узнала, что мне известно, кто она? И снова всплыл вопрос, почти не выходивший у меня из головы с тех самых пор, как я выяснила правду. Какого хрена ей нужно?
Дома, естественно, обнаружился Ник, заготовивший очередную порцию претензий. Он сидел за кухонным столом, обложившись фотографиями Поппета, и распечатывал новое объявление. Еще одно напоминание о неприятности, случившейся по моей вине.
— Извини, — я слишком устала для того, чтобы оправдываться. — Просто… задержалась в дороге. И зашла в магазин.
Ник встал и принял у меня сумку с покупками. Бродя по проходам супермаркета, я поймала себя на мысли о том, что могу и не успеть доесть грано-лу без сахара и банку арахисового масла. Если сбегу раньше. Но куда мне деваться? Точно не к матери. Ник хлопнул дверцей шкафчика.
— Разве я о многом прошу? Я работаю целыми днями и хочу, чтобы к моему возвращению в доме было тепло и уютно и ужин стоял на столе.
Я удивленно уставилась на него:
— Ты вернулся домой до пяти! Хочешь сказать, что ты собирался поужинать в такую рань?
Снова хлопок дверцей.
— Мне нужна жена, которая будет меня ждать.
— А я чем занимаюсь? И где мне еще быть? Я к маме ездила.
Ник стоял спиной ко мне, упираясь руками в стол. Я почувствовала, что он, ощутив, что ведет себя слишком неразумно даже по тем меркам, по каким мы жили в последнее время, пытается сменить тактику.
— Просто беспокоюсь за тебя. Ты беременна, а дорога была долгая.
— Это же ты завез меня сюда! — Я вытащила остатки покупок: пачку лапши, банку семян чиа, которые считались полезной для меня едой, и сунула их в шкафчик. Ник потом все равно расставит их так, как ему нравится.
Он поморщился:
— Пожалуйста, не говори так, Сьюзи! — предупреждение, что я зашла слишком далеко. — Мы сегодня вообще будем ужинать? Я голоден. Думаю, и ребенок тоже.
Я выждала несколько секунд, пока не пришла уверенность, что смогу заговорить, не сорвавшись на крик. Не самое подходящее время, чтобы разбивать собственную жизнь вдребезги. Сначала нужно выяснить, что задумала Нора.
— Конечно. Я собиралась приготовить болонье-зе, но, если тебе не терпится, могу быстро пожарить что-нибудь в воке.
— Болоньезе — это хорошо, — смягчился он.
Еще один кризис миновал.
— Тогда сейчас приготовлю. Может, пока присядешь, пива попьешь?
Когда я забеременела, он переключился с вина на пиво — бутылочка на одного, — подчеркивая, что я способна приложиться к открытой бутылке, хотя мне не позволены и пары алкоголя.
— Хорошо, — проходя мимо, он слегка похлопал меня по животу — единственному месту, до которого теперь дотрагивался. — Кстати, как мама?
Я терпеть не могла, когда он так ее называл. Это моя мать, а не его.
— Как всегда. По уши в делах всяких деревенских комитетов и ждет не дождется развивающих лекций во время круиза.
Он поджал губы:
— Надеюсь, ты сказала ей, что мы рассчитываем на некоторую поддержку, когда появится малыш? Бабушка должна нести свою долю обязанностей. Обе бабушки!
Я представила себе лицо матери, впервые услышавшей об обязанностях бабушки. И ни одного дедушки на горизонте. Ни с той стороны, ни с другой.
Видно, в обеих наших матерях было что-то. сводившее мужчин в могилу до срока.
Нарезая овощи и выкладывая на сковородку фарш, от розоватых завитков которого мне становилось дурно — слишком уж они напоминали мозг, я посмотрела на другую