германского канцлера была совершенно ничтожной. Наоборот, Бюлов при всей покладистости своего характера во многих отношениях умел подчинять императора своему влиянию и после Бисмарка был самым самостоятельным из всех германских канцлеров. Режиму личного управления, который практиковал Вильгельм, он, конечно, не мог положить конца, — этого не мог сделать даже и Бисмарк, — но в 1900–1909 гг. на всех мероприятиях германского правительства лежала довольно яркая печать личности Бюлова, и этой печати не могли смыть никакие энергичные выступления императора.
Кроме консерваторов-аграриев вторым союзником Бюлова (в первую половину его канцлерства) был центр. Таким образом, в начале правления Бюлова создавалось то же самое парламентское положение, какое было и при Гогенлоэ: правительство опиралось (или хотело опираться) на клерикально-консервативный блок, причем и теперь, как и прежде, между обеими составными частями этого блока далеко не всегда существовало согласие. Когда центр в октябре 1900 г. внес в рейхстаг проект о веротерпимости (Toleranzantrag), разрешавший религиозным обществам полную свободу пропаганды и культа и открывавший католическим организациям новые возможности для влияния на светское общество, то против этого законопроекта подали свои голоса не только свободомыслящие и национал-либералы, но и консерваторы, и проект был отвергнут. Так как в течение 1900 г. это была уже вторая крупная неудача клерикалов (первая — поправка к Lex Heinze), то центр был раздражен, и возникала опасность, что он окончательно отвернется и от консерваторов, и от правительства. Тогда Бюлов решил доставить ему удовольствие в виде отмены закона об иезуитах, по которому ордену иезуитов запрещался доступ на германскую территорию. В этом случае положение Бюлова было довольно трудным, так как ему приходилось побеждать противодействие самого императора и других протестантских государей, продолжавших смотреть на деятельность иезуитов, как на большую опасность для государства. Что касается рейхстага, то он не разделял опасений Вильгельма и не был склонен особенно преувеличивать иезуитскую опасность. Еще при Каприви (в 1893 г.) в рейхстаге прошел закон об отмене стеснений для иезуитов, но ввиду противодействия этому закону со стороны императора и некоторых других германских государей союзный совет отверг его. Теперь Бюлов употребил все усилия, чтобы побороть сопротивление императора, и это ему удалось. Вильгельм сдался, однако, не окончательно: он согласился только на то, чтобы иезуиты не изгонялись из прежних мест их поселения; но статья, запрещавшая новые иезуитские поселения, должна была остаться, по его мнению, в полной силе. Такого рода предложение и было внесено Бюловым в союзный совет от имени Пруссии, и после целого ряда проволочек весной 1904 г. оно и было принято. Этой сравнительно незначительной клерикальной уступки оказалось достаточно, чтобы расположить в пользу правительства депутатов центра. Гораздо более требовательными оказались консерваторы. Они требовали для себя очень существенных привилегий и прежде всего таких, которые бы влили в их карманы новые денежные доходы. Удобный случай для этого представлял пересмотр заключенных при Каприви либеральных торговых договоров. В свое время землевладельцы изливали потоки бурного негодования на либерального канцлера, не позаботившегося при определении тарифов на ввозной хлеб оградить их от иноземной конкуренции. Теперь, когда срок торговых договоров подходил к концу (этот конец наступал для различных стран между 1903 г. и 1906 г.), юнкера решили вознаградить себя за прошлое. «Союз сельских хозяев» повел усиленную агитацию за повышение таможенных ставок и на первых порах потребовал таких повышений на тариф, что даже Бюлов, заявивший уже в рейхстаге, что он «одушевлен желанием» улучшить «тяжелые условия, в которых оказалось сельское хозяйство», нашел нужным умерить их аппетит. Однако и то, что предложил Бюлов в пользу аграриев, могло удовлетворить самые взыскательные требования: пошлины на важнейшие сорта хлеба поднимались почти вдвое, на мясо — вдвое, на живых быков — почти втрое. В обществе новый тариф получил название ростовщического; а рабочие, на которых дорогие цены на хлеб должны были особенно тяжело отозваться, увидели в нем прямой вызов себе. В демократической печати встречались такие фразы: «Этот таможенный тариф есть тревожный призыв к немецкому народу, на который огромное большинство его может дать только один ответ: на баррикады!».
Тем не менее в рейхстаге, куда проект новых таможенных ставок был внесен в 1892 г., ему было обеспечено большинство: прирученный Бюловым центр был заодно с консерваторами, и кроме того, на сторону этого консервативно-клерикального блока стали и национал-либералы. Их Бюлов привлек на свою сторону тем, что предложил повысить ставки не только на предметы сельского хозяйства, но и на некоторые продукты горнозаводской и фабричной промышленности, хотя далеко и не в том размере и объеме, как на хлеб, мясо и скот. Против повышенных тарифов были одни только социал-демократы и свободомыслящие, да еще небольшая кучка «сверхаграриев», требовавших еще более высоких ставок. Социал-демократы попробовали прибегнуть к обструкции; тогда большинство, в нарушение парламентских обычаев и даже наказа, чтобы положить конец обструкции, решило голосовать за весь законопроект о новых тарифах не постатейно, а целиком, и 14 декабря 1902 г. он был принят большинством: 202 голоса против 100. Чтобы удовлетворить до некоторой степени демократические элементы общества (которые, как мы видели, были и в центре), центр, вслед за принятием законопроекта, предложил некоторые излишки от доходов с таможенных пошлин обратить на страхование вдов и сирот. Рейхстаг принял предложение центра, но излишков оказалось так мало, что страховые премии пришлось назначить в совершенно ничтожных размерах, и демократические элементы даже и центра (не говоря уже о левых партиях) не могли чувствовать себя хоть сколько-нибудь удовлетворенными.
Повышенные ставки на ввозные продукты были приняты, но оставалось еще оформить их в новых торговых договорах с чужеземными государствами. Это и было сделано в промежуток между 1904 г. и 1907 г. Легче всего было добиться согласия на новые тарифы со стороны России. Повышенные пошлины на наш ввозной хлеб приносили нам убытки в размере 13 миллионов ежегодно; но у нас была тогда война с Японией, приходилось заботиться о германском нейтралитете, и это заставляло Россию быть особенно уступчивой. Договор с ней был заключен 28 июля 1904 г. В конце того же года были подписаны договоры с Румынией, Болгарией, Италией, Швейцарией и Сербией, а в начале 1905 г. — с Австро-Венгрией. Труднее всего было поладить с Соединенными Штатами, которые не менее России были заинтересованы в вывозе в Германию избытков своего хлеба. Однако ценой повышения ставок на вывозимые из Германии фабричные продукты удалось добиться и их согласия. Договор с ними был заключен позже всего — в 1907 г. Аграрии, отгородившиеся теперь от всего мира почти запретительными пошлинами, праздновали победу по всей линии.
Приблизительно в то же время им удалось добиться еще одной важной уступки со стороны императора. Вильгельм еще не
