понять, чего я хочу от него?
От собственных мыслей я покраснела и отняла руку. Джай приподнялся на локтях и посмотрел на меня исподлобья. Я отвела глаза и дотронулась пальцами до вздувшейся вены на его плече. Он был силен и по-мужски красив, почему я раньше этого не замечала?
Отважившись встретить его взгляд, я вдруг наткнулась на холодную сталь в серых глазах. Неужели я опять сделала что-то не так?
— Ты рассержен? Но почему?
Вместо ответа он опустил голову ниже плеч, между лопаток заиграли налитые силой мышцы. Костяшки пальцев, сжатых в кулаки, побелели, и только сейчас я заметила, как тяжело он дышал, словно сдерживая гнев.
— Прости, если обидела тебя.
Торопливо поднявшись, я поспешила выйти из комнаты, пока Джай не сорвался на очередную грубость. Хватит на сегодня горьких разочарований.
Пока я мыла руки в купальне, в голову пришел ответ: вероятно, он злится на то, что его снова заперли здесь одного. Но что же мне делать? Если я верну его в бараки, Хорхе не отцепится от него и продолжит избивать за любую провинность. Строптивый характер Джая этому поспособствует, как я уже могла убедиться.
Почему же он так рвется в бараки? Неужели ему приятней жить там, чем со мной?
Эта мысль расстроила меня окончательно. Но придумать решение я не успела: пришла Лей и передала приглашение от Изабель.
Свекровь, как обычно, ожидала меня в тенистой беседке у фонтана. Ее обеспокоенное лицо означало, что мне не отвертеться от неприятного разговора.
— Присядь, Вельдана, — сказала она сухо, без привычной приветливости. — Поговорим о том, что ты видела вчера в спальне Диего.
Ногти впились в ладони. Сложно было понять, что отвратительней: то, что Диего совокупляется с рабом, попирая законы веры и морали, или то, что он делится с матерью такими подробностями.
— Ты должна его понять, — заявила Изабель, воинственно сверкнув глазами. — У моего мальчика после ранения не осталось никаких… радостей в жизни. Он имеет право расслабляться так, как может.
— Имеет, — сухо согласилась я.
— Диего — все, что у меня осталось, — голос Изабель неожиданно дрогнул. — Ему выпала нелегкая судьба. Он рано потерял отца, а затем и брата. Он был так юн, когда ему пришлось стать сенатором. С таким трудом добивался уважения к себе! Он любящий сын, верный слуга своей страны и храбрый воин. Многие струсили, отсиделись в Кастаделле, а он ушел на войну. А я ведь отговаривала его! Просила! — она всхлипнула, и на этот раз без тени притворства. — После ранения… я едва выходила его. Он совсем отчаялся, стал сохнуть на глазах. Если бы ты знала, чего мне стоило вернуть его к жизни! Ты знаешь, что он хотел отказаться от свадьбы? Он так и сказал, что не хочет портить судьбу юной девушке. Мой благородный мальчик, всегда думает о других больше, чем о себе…
В словах матери об ее сыне сквозили боль и горечь, и мне стало искренне жаль Диего. Такой участи в самом деле не позавидуешь. Но если он и впрямь хотел отказаться от меня, ему следовало это сделать.
— Ты не должна его винить, — будто прочитав мои мысли, продолжала Изабель. — Это была моя идея. Ты северянка, твой дом слишком далеко, чтобы ты могла просто взять и пойти на попятную. И ваше воспитание… я знала, что ты отреагируешь на такую новость с пониманием. Если бы я могла, то оставила бы все как есть. Но я не могу. На мне лежит ответственность за род Адальяро. Я знаю, ты считаешь меня жестокой. Но я мать и буду выгрызать зубами счастье для своего ребенка.
У меня тоже была мать. И тетка Амелия любила меня, как родную. Но кого теперь это волнует? Кто будет выгрызать зубами счастье для меня, когда я осталась одна среди людей, потерявших представление о чести и добродетели?
— Я знаю, Диего не хочет насилия. Он добрый мальчик и хотел бы решить все полюбовно. Но ты упрямишься и ранишь ему сердце. Так знай же: если ты и дальше продолжишь бунтовать, я сама…
— Хорошо.
— Что? — рассеянно переспросила она.
— Хорошо, я попробую.
Пальцы Изабель дрожали, когда она утирала краешком кружевного платка взаправдашние слезы на щеках.
— Спасибо, Вельдана. Я рада, что не ошиблась в тебе.
Я молчала, чувствуя, как холодеют руки: все еще не верилось, что только что сама дала Изабель страшное обещание. Та еще некоторое время всхлипывала, картинно смаргивая слезы с длинных ресниц, а затем сузила глаза и пристально посмотрела на меня.
— Не хотелось бы тебя торопить: понимаю, что дело деликатное… но я не вчера родилась на свет. Если я узнаю, что ты водишь меня за нос…
От гнева мои руки задрожали.
— Мне идти прямо сейчас? А может, и вы пойдете со мной, чтобы убедиться, правильно ли я раздвигаю ноги? А заодно прихватите и Хорхе с плетью: если Джай заупрямится, его всегда можно отхлестать прямо в спальне.
Изабель отшатнулась и растерянно приоткрыла рот.
— Ты жестокая.
— У меня хорошие учителя.
Свекровь отвела глаза, но не сдалась:
— Недели тебе хватит? За неделю любой нормальный мужчина…
— Хватит, — я поднялась. — Пойду к себе: здесь слишком душно.
— Постой, — Изабель придержала меня за юбку. — Я не договорила.
— Что еще?
— Никто не должен об этом знать. Слышишь? Никто. Если твой раб не будет держать язык за зубами… то языка лишится непременно, будь уверена.
Меня пробрала дрожь. Наконец-то Изабель показала свое истинное лицо.
Не прощаясь, я вышла из беседки. Хотелось пройтись по берегу, подставить лицо морскому бризу, погрузить ладони в соленую воду, забыться под крики беспокойных чаек. Но мне запретили выходить за пределы поместья одной. Роскошный сад опротивел, его словно отравила своим присутствием Изабель. Единственное место, где я могла отдаться эмоциям и вволю выплакаться, — это моя комната.
Но когда я поднялась к себе, то не смогла проронить ни слезинки. Сердце словно окаменело в груди, душа опустела, и даже боль от удара плетью не пробивалась в сознание. Я зашла в купальню, умыла лицо и посмотрела на себя в зеркало. Мне показалось, что за последние дни я стала взрослее. В глазах появился холод, как у Джая, а плотно стиснутые губы превратились в тонкие ниточки. Нет, так я никакого мужчину не очарую.
Я заставила себя разжать губы и потыкала в них пальцем, чтобы слегка порозовели. Попыталась улыбнуться и сделать взгляд мягче. Подумав, приспустила с плеч края рукавов, повернулась боком и приподняла лиф. Нет, как ни старайся, а грудь больше не сделать.
С
