Все здесь было древним и ветхим – кроме молодых людей, замерших вдоль окон и стен.
Он не пришел бы сюда, не будь это обязательным: учителя обещали, что оценки за семестр будут зависеть и от этикета тоже. Пришлось изображать из себя подпорку для стенки и надеяться, что к нему никто не подойдет.
На королевских отпрысков было больно смотреть. Он не завидовал тем, кому придется с ними танцевать. Кто-то пробормотал, что принцы и принцессы уж явно соблюли тему события, и он не сдержал смешка. Как иначе? Большая часть гостей темы избегала, чтобы выделиться, и те, кто пришел в белом, выглядели словно черные овцы в стаде. Может, предприятие это будет не совсем неудачей. Может…
Он поднял взгляд и увидел призрака из прошлого. Белый цвет шел ей, но платье, казалось, душило ее. Ледаритри Астарада, она же Леда Шторм, обмахивалась веером так яростно, словно хотела одной лишь силой ветра стащить с себя этот ужасный корсет.
Он опустил взгляд, потому что не готов был с ней говорить. Он не ожидал, что после очередного танца – этот, кажется, полагалось танцевать с тем несчастным, кто окажется рядом, – Леда подойдет к нему. Круг она провела в компании ужасно хрупкой принцессы.
Он ожидал осторожных слов – с того дня на причале все говорили с ним исключительно тихо, как с животным, которое вот-вот взбесится и отгрызет кому-нибудь руку. Но Вихо Ваари не хотел ни отгрызать руки, ни отвечать на жалость острыми словами. Он выслушивал собеседника и укреплялся в своем решении. Решении, ради которого перелопатил уже сотню, а может, и тысячу книг.
Но Леда кивнула ему, и с губ по ложбинке веера скользнуло знакомое:
– Ваари.
Он ответил ей тем же:
– Астарада.
Она не спрашивала его об учебе, не укоряла и не жалела. Она принялась болтать о том, как совсем недавно ей удалось подержать в руках ножницы из небесного железа. Те самые, которыми можно резать нити магии и завязывать на них узелки.
– Не знаю уж, зачем нужны последние, – выдыхала Леда в такт очередному па. – Но буду рада однажды узнать.
С тех пор Вихо Ваари не видел Ледаритри Астараду – пока Буян не вытащил из тумана девушку, пошедшую на поводу у песни.
– Это от тебя я узнал о ножницах… – пророкотал Буян.
Нет. Вихо Ваари, младший и единственный из близнецов.
Вчера Леда нашла Беневолента и одновременно потеряла его – тот его образ, который крылся под шкурой Буяна. Вчера она узнала, что подарила будущее нескольким принцам и принцессам со скованными судьбами. Сегодня она открыла чужую тюрьму.
Она никак не ожидала, что отыщет пропавшего человека. Но чем больше она об этом думала, тем очевиднее это становилось: он исчез примерно тогда же, когда появился Буян. И последний был не причиной его исчезновения, а следствием.
Ваари не хотел изменить судьбу. Ваари хотел продолжить судьбу, уже закончившуюся. У Леды не было близнеца. У нее вообще не было братьев и сестер. Но если бы ее родители… Если бы их утонувшие нити можно было… Если бы…
– Ваари? – пророкотал Буян, и Леда опознала в его рыке горький смешок. – Тот самый? Преступник, поджигатель и похититель чужих невест?
– Полагаю, – выдохнула потрясенная Леда (все еще потрясенная, хотя казалось, она уже израсходовала всю энергию, припасенную для изумления), – поджигателя можно исключить.
Гигантская сирена – Азар-Ток, Вестница зари и швея Колыбели Песен, Неблагого двора, не благословленного короной, не запустевшего во имя высшей цели (как Затонувшие Залы), не отколовшегося от мира, потому что так лучше для всех (как Маревая Ложа), – напоминала Леде Лису. Не только потому, что ей много было известно: сирены, как оказалось, прекрасно ориентируются в Мировом полотне и поют ему, чтобы узнать будущее, и иногда полотно им отвечает. Но и потому, с какой скоростью она превратила Буяна, и Тишь, и туман в проблему Леды.
– В тумане пропала и наша сестра, – зарокотала Азар-Ток. – Улетела на восток и не вернулась, и никто не может спеть ее местоположение.
Последнее слово скатилось с ее языка, подобно гире, и застряло меж нижних зубов, слишком тяжеловесное даже для хьясу.
– Должно быть, это Тишь! Она… вроде бы в порядке?
Сирена скривила узкую полоску рта и развернула огромные крылья. В свете луны они походили на водоем, по поверхности которого разлилась побежалость – радужная, без всякой бирюзы и розового света.
– Пусть отправляется домой, – рыкнула Азар-Ток, а потом склонилась к темноте за деревьями. Оттуда показалась полная белая рука и что-то протянула швее. – И ты отправляйся в свой дом. Пока он не превратился в руины.
– В руины? – Леда похолодела, а потом поняла. – Это ведь не сирена поет в тумане.
Азар-Ток качнула могучими рогами и протянула Леде руку – на мерцающей чешуйчатой ладони лежали ножницы. И…
– Игла?
Не такими ли пользуются мастера, о которых не говорят, – железными и обжигающими? Потому что Леда видела вышитые на чужих телах оковы. Разбивала их и освобождала перетянутые ими нити судьбы.
Она не могла ее принять. Или все-таки могла?
Главное ведь – намерение, а не инструмент. Леда никогда бы не согласилась сковать чужую судьбу.
Леда взяла иглу – причудливую, изогнутую, словно полумесяц одной из лун. Слегка неровную. И совсем не металлическую. Леда нахмурилась, взяла во вторую руку ножницы и охнула: и они, и игла были костяными.
– Ваши инструменты делают из небесного железа. А наши – из костей Каменного дракона.
Леда, конечно, знала, что это неправда. Ведь никакого Каменного дракона никогда не было. Азар-Ток словно прочла ее мысли:
– Они передавались нам из поколения в поколение, от сирены к сирене, от голоса к голосу.
Когда Леда попыталась возразить, сирена улыбнулась полным острых зубов ртом – тем, что рваной линией бежал по ее шее, меж цветастой бахромы жабр.
– Кто сказал, что в тебе самой не завалялось немного напевной крови… иначе остров не пустил бы тебя в свое сердце, Леда Шторм.
Она не успела это даже как следует переварить. Поэтому ее родители знали хьясу? Поэтому, когда ее мать пела, на корабле словно останавливалось время, и Леде казалось, что она видит мир, испещренный нитями? Сплошное полотно, идущее волнами до самого горизонта.
– Что ты отдашь мне взамен, дитя? – прошелестела Азар-Ток, и Леда беспомощно огляделась.
Было ли у нее с собой хоть что-то? И что в таких случаях предлагали в сказках?
– Цвет моих глаз? – предложила Леда, и сирена рассмеялась – смех ее прокатился по Леде волной и застрял в костях.
– Что мне за надобность в цвете твоих глаз! Лучше отдай мне то, что лежит у тебя в кармане.
Леда сунула руку в карман – пальцы ее наткнулись на гладкие бока ракушек. Стук-постук. Безделушки, которые оставила ей Лиса. Леда думала, что они предназначены для Сольварай, но не отдала их, когда был шанс.
Леда ссыпала ракушки на чешуйчатую ладонь Азар-Ток, и та вдруг сжала кулак. Ракушки треснули. Сирена больше не смеялась: она раскинула их по земле и долго вглядывалась в получившийся узор. Так вот как смотрят в будущее сирены?
– Спроси его, из чего сделаны его ножницы! – кивнула она в сторону Буяна. Ваари. Ох, все стало еще сложнее. Леда называла его столькими именами, но произнести настоящее почему-то боялась. Может, потому что тогда все станет слишком реальным. Необратимо реальным.
– У меня были ножницы? – прорычал Буян одновременно с Ледой, которая задала ему тот же вопрос. Он затих, а потом гребни его опустились. – Не было. Но я выплавил из породы, купленной на черном рынке… сковал в собственном доме…
Буян поднял на Леду глаза – синего в его взгляде теперь было гораздо больше.
– Он… я сделал не ножницы, Леда. Та схема, что ты нашла…
Чешуя его прошелестела по камням, и Леду накрыло тенью.
– Кажется, я… я знаю, что это.
Глава семнадцатая, в которой Леда понимает, что пора есть богатых
Леда не знала, хочет ли об этом говорить. Не могла понять, хочет ли говорить об этом Буян. Ваари.
