Книга Метаморфозы рассердились - О. Нова

— Уже пора? — прошелестела Ынбёль.

Лекси опустилась, закатала штанины и, сверившись с часами, кивнула.

Отловить Бао было несложно: после занятий он вышел покурить на задний двор. Ынбёль удивили розовые волосы — на фотографии они были выкрашены в белый. На нём была косуха, покрытая заклёпками и мелкими шипами, зауженные чёрные брюки, тяжёлые ботинки и митенки. Всё это блестело и переливалось новизной и дороговизной, так что вывод был очевидным: Бао Мин был выпендрёжником. Из тех, кто любит немного чересчур и смеётся в лицо тем, кто этим недоволен. Даже сигареты он курил тонкие. Настолько же естественно, насколько и демонстративно. Противоречиво.

Ынбёль легко могла представить, как он стал таким, потому что и сама думала об этом много раз. Когда ты отличаешься от всех настолько, что влиться шанса нет ни единого, остаётся либо окончательно затеряться, став невидимкой, либо наоборот выпятить свою непохожесть, взять под контроль чужое раздражение. Направить вектор смешков, задать темы для издевательств. Ынбёль, может, тоже бы выбрала этот путь, но мать бы точно её убила. У Бао Мина, у которого даже имя было слишком иным, похоже, была другая ситуация с родителями.

Через какое-то время во двор высыпало ещё несколько студентов, но все они довольно быстро ретировались подальше от Бао — словно бы от прокажëнного. Он смерил их подчёркнуто равнодушным взглядом. В сумерках его глаза устало блестели.

Ынбёль аж окостенела от грусти и понимания. Этот взгляд она хорошо знала — сама ведь смотрела на всех так до воскрешения. Мол, это вы мне не нужны. Я сама не хочу с вами общаться. Но взгляд Бао был более надменный, чем её собственный, потому что планировал заглянуть в будущее. Ынбёль всегда смотрела на мир больными глазами, потому что они вот-вот должны были закрыться — и сделали это, в общем-то.

Судя по всему, Бао Мин никуда не торопился. Это было на руку ведьмам, но Ынбёль никак не могла перестать повторять мысленно «уйдëтуйдëтумрëтуйдëт». Она то ли просила, то ли опасалась.

— Привет, — как ни странно, заговорил первым Перси. Он немного жался к стене и слишком очевидно держал что-то за спиной. Ынбёль недоумëнно смотрела на Лекси, но та потуже затягивала шарф на горле. У неё не было голоса. — Угостишь?

Бао Мин безразлично повёл плечом и протянул Перси пачку. Его запястье сияло розовыми шрамами. Крошечными, до обидного неглубокими. Перси, моргнув, полоснул по одному из них ножом. Ынбёль подалась вперёд и подставила амулет. Лекси вжала ладони в рот Бао. Кровь наполняла трещины в амулетных стëклышках.

— Достаточно? — рыкнул Перси.

Он смотрел волком. Рассветным и зловещим. Ынбёль ответила таким же злым кивком.

Тогда Перси перевернул нож и врезал рукояткой по виску. Ударил ещё около десяти раз, пока Бао не завалился в солнечные объятия. Лекси аж присела: плавно, не скрывая печали. Дотронулась до ушибов, вздохнула. Проломлено. Если Бао очнëтся — а он очнëтся, — то ему будет страшно больно. Очередной обломок мрачной философии ведьм. Чем больше мучений, тем насыщеннее кормление.

Не сговариваясь, Лекси и Перси побежали к машине. Они оба научились водить ради быстрой охоты.

Ынбёль огляделась. Свидетелей не было. Она вытащила из кармана платок и присела, вытирая с каменных плит следы крови. Эш милостиво сказал, что утром будет дождь (последний в этом году), так что можно было не сильно беспокоиться за улики.

Кровь медленно остывала на амулете, и Ынбёль запоздало поняла, что не спросила, что делать с ним дальше. Виртуозно импровизировать. Очевидно, просто капнуть было недостаточно, ведь Ынбёль всё ещё была самой собой.

Она осмотрела амулет со всех сторон. На нём было много символов и рун, но об их значении она даже

не догадывалась.

— Ладно, — вздохнула она. — Я ведьма, блин.

Она сосредоточилась и вгляделась в потоки. В амулете магии не было словно бы и вовсе — Ынбёль не обнаружила никаких следов сил кого-либо из ковена.

— Подожди, — сама себе сказала она и вгляделась в отпечаток крови. Тот странно поблëскивал. Ынбёль смочила палец слюной и провела по амулету так, чтобы кровь размазалась по всем символам.

Амулет несильно засиял красным. Не бешеным, как щёки Ынбёль, не гранатовым, как губы Эллиота. Этот оттенок больше напоминал закат. Чей-то последний конец дня. Ынбёль ощутила что-то похожее на то, что было во время воскрешения, но более быстрое и менее приятное. Она менялась — не воскресала. Внутренний беспорядок скачками начинал выражаться во внешности. Тело менялось маленькими кусочками, лопалось, как зëрна.

Ынбёль быстро вошла в колледж и побежала на поиски туалета. Почти влетела в зеркало и перестала моргать.

Её волосы укоротились и стали розовыми. Затем изменились губы, нос, разрез глаз. Она почти с ужасом наблюдала за тем, как становится Бао Мином. Понятно, почему это совсем не нравилось Эр-Джею.

Она убрала амулет под кофту и придирчиво осмотрела себя. Одевался Бао совсем иначе, и Ынбёль пыталась понять, насколько это большая проблема. Выходило, что просто гигантская. Она вздохнула и открыла сумку. Нашла кардиган Эр-Джея, серьгу-кольцо и непонятные, но классные носки. Конечно, не перекроет разницу полностью, но хотя бы внимание отвлечёт. Хорошо хоть она джинсы утром надела вместо юбки — а не то вышло бы совсем неловко.

— В следующий раз надо будет хоть куртку забрать, — басовито прошептала она и не поняла, чему ужаснулась больше: новообретённому голосу или тому, как легко у неё вышло это «в следующий раз».

Что там надо было сделать дальше? Проверить телефон. Выяснить расписание, написать сообщения близким. Проверить, чтобы ещё пару дней его точно никто не хватился.

В расписании было пусто. Бао танцевал, но только по субботам. Сегодня была среда, так что беспокоиться об этом не нужно. Возможно, именно на танцах его и хватятся.

Очень захотелось написать Эллиоту, но вместо этого Ынбёль полезла в переписки парня.

Сердце болезненно сжалось. Записано в телефоне было всего два контакта. Мама и Уинтер. Были и другие сообщения, но все от безликих номеров и без ответа.

Мама последний раз писала вчера. Просила купить кукурузный хлеб. Бао ответил ей пальцем вверх. Кажется, отношения у них были хорошие, хотя, конечно, хлеб не был показателем. Переписка с мамой была довольно ровная: всё о делах, последних новостях. Изредка — какие-то снимки цветов, неба (обязательно с самолётом), лавочек. Бао отвечал ей на каждое сообщение. Ынбёль не могла вспомнить и двух цифр из маминого номера.

Переписка с Уинтер выглядела совсем иначе. Бао писал ему (или ей?) часто, но ответ получал