— прямо в пах, а затем выше!
И так же быстро, как рукой, Брюс щелкнул ногой в пах и ногой с разворота в голову.
— Или, если я смогу отступить, — сказал Брюс, отступил и щелкнул ударом сбоку в сантиметрах от лица помощника.
Съемочная группа за камерой в открытую хохотала, пребывая в восторге и неком благоговейном трепете при виде скорости, точности и контроля Брюса Ли. Он показал им то, чего они никогда раньше не видели.
Брюс улыбнулся, похлопывая помощника директора по руке.
— Он волнуется.
— Ему нечего волноваться, — заявил Дозьер.
После этого Брюс успокоился. Пять лет работы на сцене перед живыми зрителями по всему Западному побережью наконец окупились.
На следующий день Брюс вернулся к своей жене и новорожденному сыну.
Три дня спустя (то есть через неделю после рождения Брэндона) Брюсу Ли позвонили и сообщили, что его отец умер. Все это не было простым совпадением. Хой Чен долго болел, страдая от ужасного кашля. Доктора сказали ему, что годы курения опиума ослабили сердце и легкие. Когда он узнал, что у него родился внук, который продолжит семейную родословную, патриарх клана наконец смог покинуть этот мир.
Линде было трудно оправиться от родов — они оставили ее в ослабленном состоянии. Брюс разрывался между тревогой о здоровье жены и конфуцианским долгом присутствовать на похоронах отца. В конце концов было решено, что Брэндон и Линда переедут к ее матери в Сиэтл, пока Брюс будет в Гонконге — он задержится там на три недели, с 15 февраля по 6 марта.
Согласно китайскому обычаю, если сын не присутствует возле отца, когда тот умирает, он обязан ползать, чтобы просить прощения. В дверном проеме морга Брюс опустился на колени и пополз на четвереньках к гробу отца, без остановки причитая, как того требует традиция. Брюс описал эту службу как «пересечение китайского обычая и католического предписания; весь этот расклад напоминал сплошную сумятицу противоречий». Из-за китайской традиции Брюс не мог постричься или побриться. «Я похож на пирата с длинными волосами и бакенбардами».
Первое письмо Брюса к Линде было наполнено беспокойством о ее благополучии: «Единственное, о чем я беспокоюсь, — это твое здоровье. Надеюсь, ты сходишь ко врачу. Не думай о расходах, твое здоровье гораздо важнее… Не забудь сходить на прием и не забудь сообщить мне о результатах (анализ крови и т. д.). Если необходимо что-то сделать, делай! Не беспокойся о расходах. Я смогу оплатить все».
Как старший сын, Питер помог Грейс справиться с завещанием и имуществом Хой Чена. Брюс потратил свою часть наследства на подарки для себя (три скроенных костюма и пальто), матери Линды (кошелек и нефритовые украшения) и самой Линды (парик и, самое главное, бриллиантовое обручальное кольцо, чтобы заменить то, которое они позаимствовали у жены Джеймса). «Будем надеяться, что я смогу провезти все так, чтобы таможенники не нашли. Я не могу позволить себе заплатить пошлину, — писал Брюс Линде. — На самом деле с завтрашнего дня я остаюсь без денег. Ты узнаешь почему, как только увидишь меня: парик, кольцо и много чего еще».
Брюс вернулся в Америку в середине марта. Питер решил остаться в Гонконге, преподавать в школе и заботиться о семье.
Вскоре после возвращения домой Брюсу позвонил Уильям Дозьер. Всем очень понравились кинопробы Брюса. Переговоры о съемках «Сына номер один» продолжались, но могли затянуться еще на два или три месяца. Тем временем Дозьер хотел заключить с Брюсом эксклюзивный контракт на 1800 долларов[59].
— Как тебе такое предложение?
Брюса, ежемесячный доход которого за преподавание составлял около сотни долларов, не нужно было спрашивать дважды. Это была самая большая зарплата в его жизни.
Деньги жгли Брюсу руки. Он решил взять свою жену и ребенка на длительный отпуск в Гонконге, чтобы познакомить с семьей. Брюс преподнес Линде эту идею как медовый месяц, который раньше они не могли себе позволить: «Детка, эту поездку ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь. Обещаю тебе. Мы скупим весь Гонконг». Они планировали отбыть в начале мая, когда Брэндон достаточно подрастет для путешествия.
Брюс и Джеймс решили закрыть школу в Окленде. После шести месяцев количество студентов все равно не позволяло им покрывать арендную плату. Брюс — по крайней мере, тогда — отказался от своих планов создания национальной сети школ кунг-фу и решил вернуться к семейному бизнесу — актерской игре. «Примерно в то время я обнаружил, что не хочу до конца жизни обучать людей самообороне, — объяснял Брюс. — Я приехал на Международный чемпионат по карате в Лонг-Бич и открыл себя Голливуду».
Перед отъездом Брюс подвергся ритуалу, знакомому новым актерам в Голливуде, — поиску агента. 22 апреля Уильям Дозьер написал Брюсу рекомендацию: «Я беру на себя смелость рекомендовать тебе авторитетного и честного агента, Уильяма Беласко, президента Progressive Management Agency в Голливуде». В письмо Дозьер вложил и презентационный материал для проекта «Сын номер один». Несколько дней спустя Брюс встретился с Уильямом Беласко и подписал с ним контракт — Уильям стал первым и последним голливудским агентом Брюса. Во время их беседы Беласко сообщил Брюсу, что «Сын номер один» приостановлен до июля. Брюс согласился вернуться из Гонконга, когда проект возобновится.
«Прочитав „презентацию“, я был в восторге от всего проекта и добавил несколько своих собственных идей, чтобы сделать персонаж сына Чарли Чана „круче и утонченнее“, — отвечал Брюс Дозьеру в письме от 28 апреля. — Этот проект обладает огромным потенциалом, и его уникальность заключается в переплетении лучших как восточных, так и американских качеств, а также никогда ранее не встречавшихся боевых приемов кунг-фу… У меня есть чувство, что Чарли Чан может по успеху приблизиться к Джеймсу Бонду, если его правильно подать».
Обеспокоенный тем, что семья может не принять его белую жену, которая не говорит по-китайски, и светловолосого сына, Брюс позвонил своей матери и сказал ей, что она увидит «единственного белокурого и сероглазого китайца в мире». Он также разрекламировал многие замечательные качества Линды, в особенности кулинарные таланты.
7 мая они прибыли в дом все еще скорбящей семьи. Мать Брюса пребывала в глубокой депрессии. Родственники вели себя с Линдой вежливо, но отстраненно, принимая ее очень сдержанно. «Приятельскими отношениями и не пахло, — вспоминает Линда. — Они предпочли бы, чтобы Брюс женился на китаянке». Вся любовь и внимание его семьи были сосредоточены на маленьком Брэндоне, как будто Линда была просто нянькой.
К пущему неудобству Линды, квартира на Нэйтан-роуд, просторная по меркам Гонконга, ей показалась тесной и слишком людной. Здесь нельзя было скрыться ни
