него! – воскликнул Тейман и заплакал. Тут и Пнина присоединила свои рыдания к мужским слезам. А Наама гордо молчит.
С этого дня Тейман не беспокоил более Пнину, а сидел дома и все горевал. Когда в одиночестве, а когда вместе с Тамар.
Глава 26
Иорам
Не дождавшись матери и сестры, Амнон покинул Бейт Лехем и отправился в город Азэка. Присоединился к таким же, как он, беглецам, и все вместе двинулись на юг в сторону Египта. И на беду странников, возле города Экрон им навстречу вышел вооруженный отряд филистимлян. Они пленили иудеев и продали их, как рабов, на корабль, который отплывал к греческому острову Кафтор. Греки превратили пленников в виноградарей и хлебопашцев. И был на острове еще один иудей, что попал в плен давным-давно, во времена правления царя Ахаза. Его-то и назначили надзирать над новичками, ибо он понимал их язык.
Живописен остров Кафтор. Море, берег, синее небо. Ухоженные виноградники и поля. Холмы изумрудно-зеленые. Ласковые волны катятся по песку, и чудный аромат парит над землей. Воспоминаниями, как железными раскаленными клещами, сжимает сердце Амнона красота эта. “Покинул Сион и милый Иерусалим. За морем оставил любовь и не увижу больше родимой матушки и прелестной сестры. Саженец, что принялся в тучной земле, завянет, пересаженный в солончак. Не станет деревом, плодов не даст, листва его пожухнет, и погибнет он. Вот и я зачахну на прекрасной чужбине”, – думает Амнон.
Пришло время окапывать и прореживать виноград, и сыны Иудеи трудятся усердно. И Амнон среди них. Тяжелая работа не притупляет горе. Надзиратель заметил скорбь на лице юноши.
– Весна наступила, обновила землю и обновила сердца. Гони прочь уныние. Молод ты, и кому, как ни тебе, жизни радоваться должно? Не прозевай годы, не проплачь юность! Да и о чем печалиться тебе? Хозяин виноградника тобой доволен, а я вдвойне люблю тебя, земляка. Ведь и я из Сиона родом, и душа моя и ныне там! – обратился надзиратель к Амнону.
– Не перестану быть рабом, оттого, что хозяин доволен мной. Сегодня доволен, завтра побьет. Я юн годами, но груз несчастий за спиной не осрамит и старика, – начал Амнон. – Я потерял возлюбленную, покинул мать и сестру. Как яйцо из птичьего гнезда, был похищен у родной земли и заброшен на чужбину. Беззащитность, тоска, одиночество. Ветру посетую, или волне морской – вот утешение. Нет, господин, солнца свет не для побитых судьбой, и не для них в наряд весенний оделся мир. Кто даст мне крылья птицы, чтоб море перелететь? Вернулся бы к горам сионским, и с милой, коли жива, умчался бы на край света, где людей нет, а значит, нет ни зла, ни клеветы, ни лжи. Но если Иерусалим повержен, и торжествует враг, и душа возлюбленной на Небесах, то обойду развалины святого Храма, и раздеру одежды на себе в знак скорби бесконечной, а затем уйду в пустыню, чтобы скитаться и дух поскорее испустить.
– Я увидал глубокую печаль твою, и жалость затопила сердце, – сказал надзиратель. – А теперь, юноша, выслушай мою историю. Я знатного рода. Я вкушал роскошь и наслаждения, почет и довольство, величие и преклонение. Дворцы, покой, любовь. Девятнадцать лет назад все рухнуло вмиг. Избалованного судьбой Бог бросил на чужбину – терпеть муки и в низости пребывать. Да разве довольно этого? В Сионе огонь поглотил мой дом, и погибли в пламени супруга и двое сыновей. Но и этим не насытился гнев Господень. Весть об измене любимой жены разбила мне сердце. Вот уж десять лет минуло, как люди из Иудеи донесли мне о домашних бедствиях, и в сердце сушь, пустыня. Не стану скрывать свое имя. Пред тобой в обличье жалкого раба стоит Иорам, прежде знаменитый в Иудее воевода. Говорит ли тебе о чем это имя, юный земляк мой?
Услыхав, Амнон побледнел. Сходные беды делают души сходными, родят сострадание. Горечь падения известна и Амнону.
– Как ты испуган! Все в руках Господа. Он возносит и низвергает. Видишь, я бодрость противопоставил бедам, умею радость находить, тебе подал пример! – воскликнул Иорам.
– Найдется ли муж, что, увидев, как смерть пожирает жизнь, а горе убивает счастье, не дрогнет сердцем? Свои невзгоды прибавляют чуткости к чужим бедствиям. Значит, ты тот самый Иорам, чье имя до сих пор на устах старейшин у ворот?
Бывший воевода стал расспрашивать юного друга о судьбе близких, и Амнон отвечал. Добавил и о бесславном конце судьи Матана. Иорам удивился тому, что голос юноши дрожал, когда тот рассказывал об Иядидье.
Беседу прервал владелец виноградника: “Не для того поставил тебя надзирателем над рабами из Иудеи, чтоб ты их от работы отвращал! – по-гречески крикнул Иораму хозяин сада. Отчитал вельможу и добавил: “Ты отвечаешь за этих людей, и с тебя спрошу!”
И разошлись Иорам и Амнон, каждый к своему занятию.
“Он бодр или бодрит себя? И то, и другое – от страха!” – подумал Амнон.
Амнон занемог
Утром следующего дня Амнон пораньше принялся за работу в винограднике. В теле лихорадка, и дух угнетен, и не поймет Амнон, что чему причина. Небо переменчиво, и свежий морской ветер гонит легкие облака от края его и до края. Амнон уселся на вершине холма, и ветру и солнцу доступен.
– О, светило небесное! – обратился Амнон к пробивающемуся сквозь высокие легкие облака солнцу, – весь мир Божий ты дозором обходишь за день. Ни доброе, ни злое на земле не укроется от лучей твоих. Помнишь ли, солнце, как, заключая союз с Тамар, призвал тебя в свидетели? А теперь будь нашим посредником. Должно быть, в эту минуту Тамар, как и я, говорит с тобой, взойдя на Масличную гору. Горячие лучи твои принесут мне слова ее “Цени надежду жизнью”. И те же лучи зальют ярким светом мою безвинность и весть о ней пошлют любимой в ответ.
Расскажи Тамар о несчастии моем, о труде рабском, о бедах любви. Ответь, как стану учиться путям Господним вдали от родной земли и пророков ее? Ах, солнце, ты бесчувственно зришь муки родного Сиона. Гневный Бог карает за грехи милую родину, и рушится мир. В смертной схватке бьются огонь и вода, вода и земля, земля и небо, небо и преисподняя. В руки Санхерива вложил Господь карающий меч. Сыны Ашура и Эйлама рушат стены и башни Иерусалима. Копий густой лес и стрел черные тучи. Насмерть сраженными падают на землю защитники города. Кровью стариков и младенцев залиты мостовые и площади. Дубина гнева Господня без разбору бьет по темени
