1
Перед ним сидела мамаша. Очередная мамаша.
До нее побывали еще две, одна за другой. Первая – миловидная, юная. В белой футболке в облипочку и с чудной осанкой. Пожаловалась, что за воротами школы поколотили ее сына. А он терпеливо выслушал и пообещал, что ее жалобу рассмотрят и отнесутся к ней серьезно. Вторая мамашка потребовала, чтобы полиция приставила к ее дочке следака – выяснить, почему та по телефону говорит шепотом и на ночь запирается на ключ.
Подобные жалобы он выслушивал в каждое дежурство. Неделю назад какая-то молодуха пожаловалась, что ее сглазила свекровь. Он был уверен, что полицейские с их участка останавливают людей на улице и просят подавать идиотские жалобы – специально, чтобы над ним покуражиться, поерничать. У других на дежурствах такого не случалось.
На часах было десять минут седьмого, и будь у инспектора Авраама Авраама в кабинете окно, он заметил бы, что уже темнеет. Авраам знал, что купит по дороге на ужин, и знал, что будет смотреть по телику во время еды. Но сперва полагалось успокоить третью мамашу. Он поглядел на экран компа. Выждал с минуту, а потом спросил:
– Знаете, почему в Израиле не пишут детективы?
– Что? – не поняла посетительница.
– Почему у нас детективы не пишут? Ну, книги типа Агаты Кристи или «Девушки с татуировкой дракона»…
– Я в книгах не сильно разбираюсь.
– Объясняю. Потому что у нас таких преступлений нет. Нет серийных убийц, нет похищений, почти нет насильников, которые на улицах нападают на женщин. У нас если кто и нарушил закон, так скорей ищи соседа или дядю. Ну, может, дедушку. И чтобы узнать, кто это сотворил, не нужно проводить сложное расследование и распутывать тайну. Тайн у нас просто нет. Объяснение всегда проще простого. То есть я пытаюсь вам сказать, что, как мне кажется, вряд ли с вашим сыном стряслась беда. Говорю это, чтобы успокоить вас. Такова статистика, и нет никаких тревожных знаков, показывающих, что в его случае все иначе. Через часок-другой он вернется домой. Ну, максимум завтра утром. Гарантирую. Дело в том, что если мы прямо сейчас зафиксируем исчезновение вашего сына и немедленно начнем расследование, мне придется тут же отрядить полицейских на розыски. Таков порядок. А я по опыту знаю, что есть шанс найти его в каком-то эдаком виде, о котором вам не хотелось бы и знать. Ну, скажем, у него обнаружат косячок, а? И тут уж ничего не попишешь, придется завести дело… Вот поэтому я считаю, что не стоит объявлять его в розыск прямо сейчас; разве что материнское чутье вам подсказывает, что с ним что-то стряслось. Тогда скажите, почему вам так кажется. И мы тут же заведем дело об исчезновении подростка и приступим к поискам. А если нет, так дождемся утра.
Авраам пристально смотрел на женщину, пытаясь понять, какое впечатление производят на нее его слова. Она выглядела потерянной. Не умела решать. Или настоять на своем.
– Не знаю, случилось с ним что или нет, – сказала женщина. – Он никогда вот так не исчезал.
Прошла четверть часа, а они все сидели друг напротив друга в этом его тесном кабинетике. Авраам с пяти вечера не выходил покурить. На столе лежала пачка «Тайма», а на ней – маленькая черная зажигалка. Кроме нее зажигалки были распиханы по карманам брюк и рубахи.
– Давайте снова пробежимся по главным пунктам и решим, как вы поступите дома, если увидите, что он еще не вернулся, – предложил инспектор. – Ладно? Вы сказали, что он ушел в школу в обычное время. В котором, говорите, часу, – без десяти восемь?
– Я на часы не смотрела, я же вам сказала. Но как всегда… может, без четверти восемь.
Авраам отодвинул клавиатуру компа и простой ручкой, найденной в ящике стола, начал набрасывать на листке короткие фразы. Ручку он держал как-то странно. За самый краешек. Всеми пальцами. Их кончики уже давно перемазались синими чернилами.
– Точное время – не главное. Ранец он взял, как всегда? Не заметили, он не прихватил чего-то необычного? Ранец не слишком раздут? В шкафу все вещи на месте?
– Я в шкафу не рылась.
– А когда вы заметили, что он оставил дома мобильник?
– Днем, когда убиралась в его комнате.
– Вы убираете его комнату каждый день?
– Что?… Не каждый. Иногда, когда там грязно.
На вид эта дама была не из тех, кто чистит дом каждый день. Мелкая, с маленькими руками, сидит сгорбившись на краешке стула, на коленях потертая черная сумка… Одной рукой придерживает эту сумку, другой сжимает в кулачке маленький мобильник – синий, вышедший из моды «Самсунг». Сутулая мамашка шестнадцатилетнего подростка, примерно ровесница Авраама, может, года на два постарше. Не больше сороковника. Все это он не записывал, потому что какое оно имеет значение?
– Телефон, как вы говорите, выключен?
– Да, конечно. Лежал у него в комнате, на столе.
– И вы его включили?
– Я его не включала. А надо бы включить?
Женщина впервые задала Аврааму хоть какой-то вопрос. Ее пальцы сжали сумку, в голосе будто послышалось оживление. Словно он сказал, что вот включи она мобильник – и он тут же зазвонит, и ее сын скажет, что уже на пути к дому.
– Да вот не знаю. В любом случае советую включить его, как только вернетесь домой.
– Я как увидела этот мобильник, сразу почуяла недоброе. Он вроде никогда его не забывал.
– Я это отметил. Школьному товарищу вы позвонили лишь во второй половине дня, верно?
– Я прождала до четырех, потому что иногда он запаздывает. И по средам у них продленные занятия, он возвращается в три, в полчетвертого. А в четыре я позвонила.
– И вы этому приятелю доверяете?
– Да, – сперва уверенно ответила женщина, а потом вдруг заколебалась. – А вы думаете, он соврал? Услышал по голосу, что я нервничаю?
– Да не знаю я, госпожа Шараби, солгал он или нет, я с ним не знаком. Я просто имею в виду, что приятели покрывают друг друга. И что если ваш сын сегодня решил прогулять школу – например, поехать в Тель-Авив и сделать наколку, – он мог рассказать об этом лучшему другу и попросить его никому не трезвонить.
«Что бы сделал я сам?» – спросил себя Авраам и подумал, употребляют ли сегодня ребята слово трезвонить. Посетительница сидела такая скукоженная, такая зажатая из-за его ранга, из-за этого кабинета, его полицейской формы или позднего часа, и, наверное, поэтому он не стал рассказывать, что и сам учился в этой школе и помнит те дни, когда шел утром на автобусную остановку, в начале улицы Шинкар и ждал там первого или третьего автобуса, чтобы вместо занятий смотаться в Тель-Авив. Он не рассказывал об этом никому, даже немногочисленным приятелям, и держал наготове какую-то туфту на случай, если вдруг встретит кого из учителей.
