бросился вслед за ним.
– Никуда ты не уйдешь, – повторил он, хватая Корби за руку.
Подростки остановились. В комнате было тепло и сухо. Комар потирал плечи, а Корби просто стоял на пушистом ковре и медленно согревался. Вслед за ними с балкона вернулись Паша и Аня.
– Сними одежду моего отца, – сказала Аня.
Корби посмотрел на нее. Ее лицо было диким, взбудораженным, на щеках горели красные пятна.
– Ты кончаешь на цацки своего бойфренда, – взвился на нее Комар, – а на человека тебе насрать. А он, черт подери, прав. Мы вели себя, как говно. Люди всегда пялятся.
– Зачем ты его защищаешь? – спросила Аня. – Мы его не знаем. Он неизвестно кто. Он не появлялся четыре года. Он жил неизвестно как, неизвестно чем.
Корби медленно начал расстегивать рубашку.
– Пусть он хотя бы поест, – заступился за Корби Паша. – Я готовил на четверых.
– Пусть он убирается, – ответила Аня и села на кровать своих родителей. Она все еще сжимала бинокль в руках. К ее лбу прилип локон промокших от дождя волос.
– Ты можешь орать про свой дом, – сказал ей Комар, – но жрачка куплена на общие бабки и приготовлена не тобой. Так что он будет есть.
– Нет, я пойду, – пробормотал Корби. – Она права. Мы чужие.
– На хрена ты разбил бинокль? – спросил у него Паша. – Можно было просто сказать, что мы не правы.
– Так получилось, – ответил Корби. – Я в последние дни все делаю неправильно. Я всех предаю и подвергаю опасности. Я ненормальный.
Его речь звучала глухо и странно. Он медленно стянул рубашку и бросил ее на кровать рядом с Аней.
– Дай мне мои вещи, – попросил он.
– Да вы что, все вконец сдурели? – спросил Комар.
– Одень рубашку, – зло сказала Аня.
Руки Корби замерли на перетянутой резинке спортивных штанов. Он стоял, опустив голову. Бледный свет пасмурного дня свинцовыми бликами ложился на его хрупкие плечи.
– Будет то же самое, – сказал он. – Вы меня возненавидите.
– Я начинаю понимать, как он оказался босым и избитым, – сообщил Комар.
Паша принюхался.
– Картошка горит! – воскликнул он и выскочил из комнаты.
– Ну вот, жрачку испортили, – констатировал Комар.
– Я хочу знать, где ты взял свои темные очки, – неожиданно сказала Аня.
– Зачем? – спросил Корби.
– Не спрашивай, – ответила Аня.
– Мне их дал один человек перед тем, как я прыгнул с парашютом с крыши башни Северо-Запад, – сообщил Корби.
– Чего? – переспросил Комар.
– Это строящийся небоскреб в комплексе Москва-Сити, – объяснил Корби.
– Ты остаешься, – решила Аня. – Надень рубашку и иди есть.
– Ничего не понял, – пробормотал Комар. – Ты прыгал с парашютом?
– Прыгал, – подтвердил Корби. Он поднял с постели рубашку Аниного отца и надел ее обратно.
– Еда готова! – крикнул с кухни Паша.
– Пойдем, – Комар бросил на Аню тревожный взгляд и легонько дернул Корби за рукав, – пока она добрая.
Корби пошел за ним. Ему казалось, что мир вокруг него вот-вот снова обрушится в пустоту чужой смерти, что слезы заволокут глаза, что память о моментах счастья исчезнет. Он боялся, что может снова захотеть убить себя.
Он понял, что запутался. Жизнь и смерть. Они были так близко. Они дышали друг другу в лицо. Веселые, молодые, красивые люди, его бывшие лучшие друзья, только что с азартом смотрели, как из их подъезда выносят чужой труп.
«А разве я вел себя иначе? – спросил себя Корби. – Когда я подумал, что это не мои родители погибли, я все равно решил перейти дорогу, чтобы взглянуть на мертвых. И потом, когда погиб Андрей, все было таким странным. Сначала его смерть вызывала только удивление и дурацкие мысли».
Комар и Корби вошли на кухню. Паша оглянулся на них. Его взгляд на секунду задержался на лице Корби, потом он снова занялся сковородкой.
– Картошка пережарилась, – сообщил он.
– Съедим, – сказал Комар.
***
Молчание. Запах еды. Горка золотистой картошки, вокруг нее – полумесяц красных, сочащихся жиром колбасных долек. Корби не ел уже сутки. Он должен был бы сходить с ума от голода, но вместо этого он сидел и отчужденно смотрел на свою еду.
Он забился в самый угол. Комар достал из холодильника банку пива, взял у Паши свою порцию и устроился рядом с Корби. Аня пришла на кухню только через несколько минут, взяла еду и села напротив них. Паша поставил перед Корби полную тарелку и последним опустился за стол.
Корби пришло в голову, что все ненавидят его потому, что он не рассказывает им одну-единственную вещь, которая объясняет все его поступки. Из-за этого он виноват перед своими новыми лучшими друзьями. Из-за этого он может сейчас навсегда потерять своих старых лучших друзей. «Но я не смогу», – подумал Корби. Его лицо дернулось.
Есть начал только Комар. Аня наколола картошку на вилку, но отложила ее и снова стала перебирать на плеере музыкальные треки. Паша, хмурясь, выдавливал майонез на край своей тарелки.
– Четыре года назад… – начал Корби, и оборвал.
– Что? – спросил Комар.
– Я делал уроки, – сказал Корби, – и услышал, как на улице затормозила и разбилась машина. Я подошел к окну. Я видел место аварии, но не понял, что это машина моих родителей.
Паша поднял голову от тарелки и прямо посмотрел в глаза Корби. Что-то изменилось в его лице. Палец Ани замер на экране плеера. Корби почувствовал руку Комара у себя на плече.
– Эй, приятель, – сказал тот, – может, не надо? У тебя страшное лицо.
Корби медленно покачал головой.
– Я должен объяснить, почему разбил бинокль, – ответил он, – и почему не звонил четыре года.
Он нечаянно коснулся столового ножа, лежащего рядом с его тарелкой. Его рука так тряслась, что лезвие выбило из фарфора мелкую звонкую дробь.
– Я сейчас поем, – обещал Корби, – но сначала договорю. Прошло полчаса, а потом эта машина стала казаться мне похожей. Я позвонил родителям на сотовые и на работу. Сотовые молчали, а на работе мне сказали, что они уехали час назад.
– Давай ты все-таки поешь, – странным голосом попросил Паша.
Аня замерла и смотрела в стол.
– Послушай, расслабься, все окей, – говорил Комар.
– Дай мне сказать, – потребовал Корби.
Комар замолчал.
– Я вышел на улицу, – продолжал Корби, – и дошел до дороги.
– Я не люблю душещипательных историй, – сказала Аня, – и события, случившиеся четыре года назад, не повод ломать дорогие мне вещи.
– Ну ты и сука, – тихо произнес Комар.
– Не стоит тебе меня оскорблять, – с тихой яростью ответила Аня.
– Там собралась толпа зевак, – сказал Корби, – и они пялились на три трупа. Один – какого-то парня. И два в машине – моих родителей.
– Хватит, – попросила
