же можно меня пускать таким опять в тревоги и сомнения?
Ираида Львовна встала с своего места и, подойдя к брату, сказала ему тихо:
– Насколько я могу, я постараюсь тебе помочь, и потом та, о которой ты думаешь, она поможет тебе и сделает так, чтобы всем было хорошо, или, если этого нельзя, то чтоб тебе-то было хорошо.
Леонид Львович поцеловал руку сестры и сказал:
– Благодарю тебя за то, что ты так думаешь!
– Да, я так думаю!
– И ты веришь, что она может это сделать?
– Я слишком мало ее знаю, но думаю, что она захочет это сделать.
Орест Германович встал и незаметно вышел в сад.
– Как ты меня утешила, сестра! Теперь я снова могу ждать, что бы ни случилось. Я спокойно уеду и постараюсь быть таким, как нужно, потому что буду знать, что у меня есть помощь. Мне кажется, что теперь, после того, как ты мне это сказала, ее письма будут действовать на меня еще сильнее, еще лучше.
– Да, да. Но не следует забывать и жены твоей. Если будет нужно тебе или ей, вы, конечно, можете расстаться, даже навсегда, но теперь, покуда, ты ее не должен выбрасывать ни из сердца, ни из мыслей.
– Да, конечно, сестра. Тебе может показаться странным, что я скажу, но я люблю и ее, Лелечку. Ты, конечно, знаешь, как я ее любил, но и теперь это не прошло, явись она сейчас…
– Ну, что же бы ты сделал, явись она сейчас? – раздался чей-то голос за спиной Леонида Львовича, и, обернувшись, он увидел, что, опершись рукою о косяк, в дверях стояла сама Елена Александровна. Так как все молчали, она повторила свой вопрос менее уверенно:
– Но вот я и явилась, что ж ты будешь делать? Леонид продолжал смотреть на нее во все глаза.
– Лелечка, откуда ты взялась? – спросила Ираида Львовна.
Елена Александровна отделилась от двери и начала быстро:
– Боже мой, да вы, кажется, не на шутку встревожены? А я скрывалась у Полаузовых и просила не говорить, что я там. Это, конечно, очень легкомысленно, может быть, глупо, мне хотелось… мне хотелось… ну, я сама не знаю, чего мне хотелось. Ах да, именно мне и хотелось, чтоб вы были встревожены и почувствовали мое отсутствие, чтоб ты, Леонид, лучше меня оценил, полюбил сильнее. Но что же, господа, вы такие надутые? вы на меня сердитесь? это, конечно, ребячество, то, что я сделала, но не будьте такими буками. Ну, посудите сами: я возвращаюсь в родительский дом, к семейному очагу, мне так весело, так приятно вас видеть, а вы хмуритесь. Ведь так, пожалуй, и я скоро скисну, у нас это скоро, милости просим.
– Лелечка, где ты была? – спросила Ираида Львовна.
– Я же вам говорю, что у Полаузовых… Если не верите, пошлите к ним, спросите. И, знаете, я поступила вовсе не так глупо. За эти дни я очень подружилась с Соней, это прекрасная девушка.
– Соня-то прекрасная девушка, я знаю, а все-таки не очень хорошо делать такие выходки.
– Ну, а ты, Леонид? так ничего и не скажешь, не поцелуешь меня? Неужели ты хочешь, чтоб я подумала, что за эти дни, вместо того чтоб полюбить меня сильнее, ты стал совсем каким-то бесчувственным, – и Лелечка, сама подойдя к мужу, обняла его и крепко прижалась. Леонид тихо гладил ее по голове, как будто они мирились после ссоры. Наконец Лелечка спросила:
– Отчего же вы одни? или милейшая Полина Аркадьевна и Пекарские уехали?
– Орест Германович в саду, – ответила Ираида Львовна.
– А Полина?
– Полина Аркадьевна уехала в город.
– Что же она так скоро?
– Не знаю, дела какие-то отозвали.
– А что же ты не спросишь о Лаврике? или ты думаешь, что это мне может быть неприятно? – сказал Леонид Львович.
– Нет… отчего я буду думать, что это тебе неприятно? Так просто, не успела спросить, потому что Полина меня больше интересовала… Если тебе угодно, я спрошу. Ну, вот: а где же Лаврик?
– В том-то и дело, что этого никто не знает, где он. Лелечка весело рассмеялась:
– Как так никто не знает? это уж слишком романтично. Куда же он мог деваться?
– Отчего ты, Лелечка, смеешься? Лаврик, действительно, пропал. Мы все себе головы поломали, думая, куда он мог деться. Мы даже думали…
Но Елена Александровна не дала докончить мужу:
– Но ведь это же прелестно! что же, наши «Затоны» какой-то таинственный замок, или Лаврик повторяет «страдания молодого Вертера»? Признаться, от него я этого не ожидала. Я думаю, вы просто хотите меня заинтересовать и сочинили это таинственное исчезновение сейчас, на месте!
– Но отчего ты, Лелечка, не веришь этому? Или ты что-нибудь знаешь?
– Я знаю о Лаврике Пекарском? какие глупости! Да откуда же мне знать?
– Ты же вот пропадала без вести, оказывается, сидела у Полаузовых; может быть, он тоже там?
– Послушай, Леонид, нельзя же иметь такое скверное воображение! Неужели я такая идиотка, что, если бы даже Лаврик был моим любовником, стала бы скрываться с ним у всех на виду в почтенном семействе?
– В таких случаях ты обыкновенно ездишь в Ригу к сестре.
– Ты совершенно прав. В подобных случаях я езжу в Ригу.
Леонид Львович хотел что-то возразить, но Ираида Львовна, тихо подойдя, положила ему руку на плечо и не спеша сказала:
– Леонид, не надо. Сейчас не надо. Вспомни, что мы не только даем тебе помощь, но и останавливаем, и подумай об той, мысли о которой дают тебе радостные силы.
Леонид Львович молча поцеловал руку сестре. Елена Александровна наблюдала эту сцену с насмешливой улыбкой и, наконец, проговорила:
– Да я вижу, что у вас здесь много перемен и все в сторону какого-то таинственного романтизма. Исчезнувший юноша, какая-то таинственная «она», мысли о которой дают радость, быстрые отъезды друзей. Не хватает только вампиров и ритуального убийства. Но, милые мои…
Тут вдруг Лелечка взглянула в открытую дверь и насмешливая улыбка перешла у нее в самый беспечный смех.
– …Но, милые мои, если вы все эти истории придумали в честь моего приезда, для моего увеселения, нужно было бы лучше рассчитать выхода действующих лиц. Нельзя же быть такими неумелыми режиссерами, чтоб молодой человек, об убийстве которого идет речь, являлся как раз в ту же минуту самолично. А между тем наш пропавший Лаврик преспокойно идет по саду сюда вместе с Орестом Германовичем.
– Как? Лаврик? – воскликнула Ираида, поворачиваясь к двери.
– Он приехал с тобою вместе? – как-то задыхаясь, проговорил Царевский.
– Да, да! – совсем весело
