Эйдан верил заверениям Лорел, что она физически не пострадала, по крайней мере серьезно. Но его встревожила растерянность, которую он увидел в ее глазах. Его пугало то, как она прижималась к нему, что было совершенно не похоже на нее.
Но что он знал о ней? Только то, что в церковных записях такая личность, как миссис Эдгар Сандерсон, не значилась, и еще то, что люди, скрывавшие свои лица, затащили ее в переулок и грозили убить.
Через несколько минут они вышли с Брок-стрит, пересекли Ройял-Кресент и подошли к дверям его дома. Отдав несколько распоряжений слуге, Эйдан провел Лорел в свои личные гостиные, расположенные на третьем этаже. Он снял с нее накидку, усадил на диван у камина и развел огонь. К тому времени как Фелпс принес бренди и горячий чай, Эйдан уже создал девушке уют домашнего очага. Разливая чай, он добавил в него щедрую долю алкоголя и вложил фарфоровую чашку в руки Лорел.
— Выпейте, это вам поможет.
Она отхлебнула, не зная, что пьет. Тем временем Эйдан налил бренди в коньячную рюмку и залпом опустошил ее. Теперь, когда опасность миновала, боль от ранений, полученных накануне, возвратилась с невыносимой силой. Особенно мучила боль в ребрах. Он уверял, что они не сломаны, но на одном или двух могли быть трещины. Даже здесь, в безопасности, он не мог избавиться от ужасов, которые создавало его воображение: что могло бы произойти, если бы не тот удачный удар, выбивший нож из руки убийцы. До этой минуты Эйдан чувствовал, что силы покидают его. Налив себе еще бренди, он возвратился к дивану и присел у ног Лорел. У него возникло столько вопросов, которые ему хотелось задать. Но сейчас все они, кроме самых простых, могли подождать.
— Вы уверены, что не пострадали? — Когда она кивнула, он положил руку ей на бедро. — Я получил вашу записку. Что вы делали на площади?
— Ждала вас, — дрожащим, совсем не своим голосом ответила она. — У меня созрел план, мы оба должны были побывать на ужине у лорда Манстера. Я хотела осмотреть его комнаты или предложить вам это сделать. Он доверяет вам.
— Что вы собираетесь найти, Лорел?
— Документы. Украденные письма, что связывали… — Она заколебалась, следует ли признаться ему.
— Вы посылали за мной, — напомнил он. — Так будьте откровенны.
— Я доверяю вам. — Ее рука потянулась к его щеке. — Но есть определенные вещи, о которых я поклялась не говорить никому. — Она взяла чашку обеими руками.
Если бы он не знал больше, Эйдан бы поклялся, что она тоже на службе у Льюиса Уэскотта. Конечно, он не мог найти достаточной причины, заставившей министерство послать еще одного агента, тем более женщину, пренебрегая его собственным расследованием. Но она явно делала это для кого-то другого. Для кого? Пока лучше не спугнуть ее. Не торопиться с установлением истины.
— Хорошо, — кивнул он, — расскажите мне то, что считаете нужным.
Она, сжав зубы, боролась с собой еще несколько секунд. Затем сказала:
— Предполагается, что в руках Джорджа Фицкларенса находятся письма, написанные еще до войны… это переписка его отца с отцом Клода Руссо.
— Вильгельма и Андре Руссо? — Потрясенный тем, что ей это известно, Эйдан присел на корточки. Министерство находило преступной эту связь между Фицем и Клодом Руссо, а теперь Лорел лишь подтвердила это.
Боже милостивый, предатель-француз и бывший король Англии? Какой вред мог бы причинить Фиц, владея такими опасными документами!
Он, прищурившись, смотрел на нее:
— Вас послал сюда Льюис Уэскотт?
Она задумалась и покачала головой.
— Кто это?
Почему-то он поверил ей. Но как события этой ночи вписывались в общую картину?
— А что за мерзавец напал на вас? — спросил он. — Он имеет какое-то отношение к тому, что вы только что рассказали мне?
— Хотела бы я это знать. Я видела его только один раз — в тот вечер в театре.
— Вы хотите сказать, до того, как я нашел вас в коридоре за ложами?
Новая волна страха охватила ее, когда она кивнула.
Неожиданно вспомнив о перстне, который был найден на площади, он достал его из кармана.
— Эта штука может помочь нам узнать, кто этот человек.
Лорел взяла у него перстень и поднесла к огню, горевшему в камине. В тяжелое золотое кольцо был вставлен оникс с инкрустированным золотым гербом, на котором был изображен щит, поделенный пополам, с лилией на одной половине и короной на другой.
Лорел замерла.
— Мне знаком этот герб.
Прежде чем он успел спросить ее, она извлекла из-под корсажа изящную золотую цепочку, ту самую, которая не раз возбуждала его любопытство. На ней висело что-то похожее на золотую медаль с тем же, что и на перстне, гербом.
— Насколько я помню, я всегда носила ее. Видите ли, это память о моем детстве. Когда я была ребенком, то прятала эту вещь как самое ценное сокровище. Думала, что оно связывает меня с моим прошлым и моими родителями. Как мог этот человек носить кольцо с таким же изображением?
— Вы помните что-нибудь из того, что он сказал вам?
— Нет. Он говорил по-французски. Я никогда толком не учила этот язык. Мы говорили на латыни, по-немецки, немного по-гречески.
Эйдан сел на диван рядом с ней, вынул из ее рук чашку и поставил на стол. С нежностью обнял ее.
— Все хорошо, Лорел. Я здесь. Вы в безопасности. — Он погладил ее по голове и поцеловал ее волосы. — Вам нечего бояться, клянусь.
Но он горел желанием узнать, что скрывалось под ее растерянностью.
То, что она настаивала на том, что нападавший говорил по-французски, снова навело его на мысли об Анри де Вере. Тот, естественно, был французом, но за годы его английский стал почти безупречным. До того как негодяй повернулся и сбежал, Эйдану удалось мельком увидеть его лицо, и этого было достаточно, чтобы убедиться, что это не де Вер, но сходство удивляло.
— Кем бы ни был этот человек, — сказала Лорел окрепшим голосом, и взгляд ее прояснился, — он что-то знает о моем прошлом.
— О чем же?
— Видите ли, когда я была маленькой, случился пожар, огонь погубил моих родителей и разрушил наш дом. — Она глубоко задумалась. — Он сказал что-то о пламени… Он… так злился. — Она дрожала, стуча зубами, но когда Эйдан хотел снова обнять ее, девушка уклонилась. — Я знаю его, Эйдан.
— Откуда?
— Из моих ночных кошмаров.
Отложив в сторону перстень, он гладил ее по спине, стараясь согреть. Несмотря на близость камина, ее кожа была холодной как лед. Он поднес чашку с чаем к ее губам и заставил выпить. Он понимал, что она дрожала не от холода, а от страха, охватившего ее до самой глубины души, и чувствовал себя бессильным чем-либо помочь ей — только обнимал и шепотом успокаивал.
Наконец, казалось, она пришла в себя, прижавшись к его плечу. От этого по-детски трогательного жеста у него сжалось сердце. Но в туже минуту Лорел подняла голову. Ее глаза были расширены и полны страха.
