class="stanza">
Нет мести в эпоху героя любви!*
Ах, при виде той розы хмурится соловей,
Роза разрывает свой воротник, а соловей посыпает голову прахом*.
Как мой приятноголосый соловей сладко поет!
^Первый стих (у меня) не выходит сообразно с моим желанием:*
Устранить (это) затруднение может (только) второй стих.
Когда его (хана) серый конь временами развевает своей челкой,*
То в мире любые заросли колючки (он) превращает в цветник,
От его поступи улицы со всех сторон превращаются в аллеи цветов.*
Становится вселенная полна роз, когда он плавно выступает
Красавицы от одного движения его бровей делаются безумными.*
(Его) глаз превращает в пустыню газелевидные взгляды красавиц.
Да будет радостен этот августейший (глава) государства!*
В отношении покровительства его власти (даже) самая длительная зимняя ночь воссылает (свои) похвалы:
Да будет ярок факел сего (царственного) дома во (все) времена*
До тех пор, пока небо не обратится к разрушению (сего мира)!
Солнце его власти да будет в мире сияющим*
До тех пор, пока будет существовать мир, — да владычествует он над ним и да управляет им!
Это стихотворение было удостоено царственных милостей.
О ПОСЫЛКЕ УБЕЖИЩА СЕЙИДСКОГО ДОСТОИНСТВА, СФЕРЫ БЛАГОРОДСТВА, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО ВЫВОДА СВЯТЫХ ЧИСТЫХ ПРАВИЛ, ХОДЖИ МУХАММЕД-АМИНА, СЫНА СВЯТЕЙШЕГО ИШАНА ХОДЖИ НАСРУЛЛЫ, С ВЫРАЖЕНИЕМ СОЧУВСТВИЯ (ПО ПОВОДУ СМЕРТИ СУБХАН-КУЛИ-ХАНА) К УБАЙДУЛЛА-ХАНУ (В БУХАРУ)
Когда престол царства и миродержавия украсился блеском счастливого восшествия на него его величества государя, нижеследующие стихи были прочитаны перед последним:
Государь, низвергающий Бежена,[494] хан, достоинством равный Александру (Македонскому),
Рассекающий ряды (вражеского войска) Дарий, сердцем Бахман,[495] мощью Рустам,
Небесное солнце — по влиянию, море — распространяющее облака (милостей),
Лев крокодилов войны, шах, покоритель царства!
Эмиры и приближенные доложили, что было бы соответственно послать в Бухару письмо с выражением сочувствия (по случаю смерти Субхан-кули-хана). Его величество, счастливый государь, — да длится вечно его царство! — соизволили сказать: “У государей дома Чингизова есть такое правило, что всякому, кто стал державным государем, нужно оказыватъ почет. По воле судьбы во время кончины его величества, нашего великого деда, мы были вдали; в силу необходимости на престол посадили его (Убайдулла-хана). Ему нужно было, соответственно с правилами благородных предков и в уважение к нашему высокому положению, послать нам письмо и проявить братские чувства. Поскольку он не соблюл этого древнего обычая, то нам нет необходимости посылать ему письмо”. В течение пяти месяцев эмиры старались склонить (Муким-хана) к написанию письма. В конце концов, добившись единодушия, доложили, что отправление (в Бухару) посла будет иметь в виду прочтение молитвы за упокой души в бозе почившего монарха, а не почтение к Убайдулла-хану. На этом основании послали туда для поминовения усопшего и выражения сочувствия вышеназванный плод мужей, Ходжу Мухаммед-Амина. Нижайший из рабов (автор настоящих строк) написал это письмо, (которое он повез с собой). Оно такого содержания:
ПИСЬМО В ПАМЯТЬ СОЖАЛЕНИЯ О ЕГО ВЕЛИЧЕСТВЕ, БОЖЕСТВЕННОЙ ТЕНИ, (СУБХАН-КУЛИ-ХАНЕ) ДА ОЗАРИТСЯ СВЕТОМ ЕГО ГРОБНИЦА!
Таким же образом, как каждое утро поднимают на четвертый лазоревый небесный свод золотой штандарт освещающего вселенную яркого солнца, так возвышенное на поверхности вселенной и над ковром (счастливых) возможностей знамя, стирающее врагов отмеченного победоносностью государства, (так высок) мироукрасительный шатер, распространяющий дары справедливости высокостепенного, достохвального убежища государственной власти, сферы величия и пышности, основателя устоев правосудия и непреклонности, украшающего престол государства и благоденствия, дарующего красоту трону великолепия и величия, специально отмеченного милостями всемилостивейшего владыки и призираемого милостивыми взорами просимого с помощью (Аллаха), — дорогого (моего) брата Убайдулла-хана, — да пребудут защищены и хранимы от (всех) бедствий веков и времен ради пророка и его благородного семейства!
После высказывания разного рода по природе (своей) торжественной похвалы и после принесения приветов, исполненных дружественного и братского расположения, да будет ведомо, что до слуха сего печального, испытавшего горе (человека) дошла ужасная весть о неизбежном происшествии, (случившемся) со славным хаканом, с великим муршидом, с государем миродержавным, покорителем мира, с убежищем всех сословий эпохи, с центром, отмеченным циркулем халифского достоинства с фокусом сферы величия, с упованием всех племен, со славой рода человеческого, с его величеством, с моей Киблой и с моей Ка'бой, — да соделает Аллах лучезарным его блеск и да озарит его могилу! Что мне остается сказать, что можно выразить, что написать?! Кто сможет изложить (это горе), когда язык во рту онемел от ужаса и перо в руке высохло? О, горе, горе! Солнце неба халифского достоинства стало отшельником заповедного места земли! Увы, луна сферы правосудия подверглась затмению, сокровища, достойного звания государя, нет больше в руках эпохи, единственная бесценная жемчужина величия исчезла из раковины мира! Самая мысль об этом происшествии заставляет нарушиться все основы уравновешенного настроения, чтобы можно было путем расспросов услышать (подробности сего); новость этого события, уничтожая в корне всякую радость, повергает в ужасное настроение, чтобы можно было многочисленными осведомлениями узнать о нем. Ввиду того, что строитель бытия людей и духов построил здание человеческого тела на проточной воде жизненного течения и шатер бытия человеческого рода укрепил веревками артерий и подпер его столбами костей, то всегда это возвышенное здание от (всяких) случайных дуновений, (всегда) этот гордо возвышающийся шатер от порывов случайного ветра приводится в расстройство. Да, вино этой винной корчаги смешано с кровью горести, фундамент человеческого сложения воздвигли на воде и глине небытия. Сладкий шербет этой общественной пирушки смешан со льдом и сахар с этих плантаций сахарного тростника содержит смертельный яд!
Стихи:
В отношении жизни частично известно,*
Что не следует сердце привязывать к ней.
И так как все желают поручиться за (сохранение) общего порядка и ни у кого нет в том свободного выбора, как нет у постороннего права действий в нем, то по необходимости довольство собой уничтожается довольствованием тем, что сулит божество, и (естественно) совершается путь терпения, который есть неизбежный удел тварей. Безмолвствовать лучше, чем вопить, быть в спокойном состоянии целесообразнее, чем волноваться! Известно, что высокостепенный (покойник), также признавая терпение отличительным признаком действующего порядка и благодарность (за него) считая (необходимым) дополнением к своей жизни, вменил в
