так просто переключиться! Сразу видно, что мужик!
— Мааа, — Лиля со смехом уходит.
Вслушиваюсь в ее легкий и беззаботный смех, и закрываю глаза. Мы могли быть лишены этого утра на съемной квартире с уродливыми обоями.
Счастье — очень хрупкое, тонкое, и его всегда надо выгрызать зубами.
А еще в счастье надо верить. Даже тогда, когда кажется, что все разбилось на мелкие осколки.
Да, сама жизнь может столкнуть в пропасть, но она же может послать те случайности, за которые можно зацепиться.
И нашей случайностью стал Барон, который выскочил под колеса машины.
Будь тогда Матвей равнодушен к сбитой собаке и если бы не было в его потоке черного безумия искры сочувствия, то не готовил бы он сейчас завтрак.
— Черт! Черт! Черт! — доносится из кухни приглушенный голос Матвея.
Собираю волосы и торопливо выхожу из комнаты.
— Мы ушли! — Лиля надевает шапку и вместе с восторженным Бароном выскакивает из квартиры.
Просачиваюсь на кухню. А она вся в горьком дыму, в котором улавливаю нотки ванили. Матвей сует сковороду под струю воды и бубнит неразборчивые ругательства под нос.
— Кулинаришь? — смеюсь через кашель и бегу к окну, которое решительно распахиваю.
— Тут плита идиотская, — фыркает он и разворачивается ко мне. — Ей без разницы единичка или шестерка стоит. Херачит будто ее в аду собрали!
Босой, в брюках и рубашке нараспашку.
— И я еще кучу косяков нашел, — он медленно выдыхает. — Бочок унитаза поскрипывает, когда смываешь. Плинтуса неровные.
Кладет сковороду в раковину, а подхватываю полотенце, которым пытаюсь разогнать дым.
— И дай угадаю, сдали тебе эту квартиру задорого.
— Ну, что поделать? Могли вообще обмануть. Оставить без денег и квартиры.
— Я бы им тогда голову открутил.
— Оу, — подплываю к нему, — какие мы суровые.
Обнимаю его, целую в шею, и он напрягается с шумным выдохом.
— Что ты готовил? — пробегаю пальцами по его груди и животу.
— Оладьи, — хрипло отвечает он.
— О, звучит аппетитно, — поднимаю взгляд и шепчу. — А мы одни. Только ты и я. Знаешь, я думаю, что надо провести моей кровати тест-драйв. Зря ее мне, что ли, нахваливали.
— Пока мы спали, она не скрипела…
— Повысим ставки?
Задерживаю дыхание. Внизу живота тянет сладким желанием. Моя ладонь накрывает твердый бугор под ширинкой.
— Повысим!
Отбирает у меня полотенце, отбрасывает его в сторону и под мой визг рывком перекидывает через плечо.
— У нас точно есть минут двадцать, — шагает из кухни, шлепнув меня по бедру. — В любом случае, кухню надо проветрить.
Закрывает ногой дверь и тащит меня в комнату. Я опять взвизгиваю, когда он мягко швыряет меня матрас, который чуток пружинит надо мной.
— Ну, держись…
Кидается на меня диким зверем. Рвет пижаму, поцелуи походят на укусы. Берет меня одним движением, а я под ним не сдерживаю в себе стоны, что переходят в крик.
Ну и что. Пусть соседи слышат и завидуют.
И кровать под нами идет ходуном, а в момент громкого и всепоглощающего экстаза ножки изголовья ломаются. Грохот, рык, стоны, а затем смех.
— Так я и думал, — Матвей валится на спину и вытирает испарину на лбу. — Кровать тут тоже ни о чем.
— Но матрас хороший.
Мы начинаем сползать к изголовью. Молчим несколько секунд, принимая свою судьбу, а потом смеемся.
— Мы еще ни разу кровати не ломали, — шепчу я сквозь смех.
На тумбочке вибрирует телефон.
Мама.
Тяжело вздыхаю.
Я с ней после того разговора больше не шла на откровения. Так, делилась информацией, что жива, что скоро развод…
Про то, что не развелась, кстати, не сказала. И про переезд тоже.
— Да, мам?
— Ты дом выставила на продажу?! — недовольно спрашивает она. — Я приехала к тебе. Никто не открывает. А потом мужик какой-то подходит и говорит, что дом выставлен на продажу. Ада!
Глава 57. Выбора нет
— Я не поняла, — говорит мама, и ее голос становится каким-то липким и холодным, — разводится передумала?
— Ага.
— Ты его принимаешь обратно?
— Мам, — вздыхаю я, — я не собираюсь отвечать на дальнейшие вопросы.
— Он же опять начнет гулять, а ты вновь сопли развесишь, — сердито отзывается мама, — еще на одну подругу залезет. Дело, конечно, твое, — усмехается. — Но к чему тогда были такие истерики, если в итоге вы опять вместе?
— Мам, прекращай.
— Только Лилю и жалко во всей этой ситуации, — снисходительно вздыхает, — нервы помотали ребенку своими скандалами, истериками, разводами, и опять вместе.
— Мам ты стерва и сука, — делаю глубокий вздох. — И как же мне повезло, что я встретила Матвея так рано и что мне удалось слинять от тебя в мои восемнадцать лет.
— Как ты с матерью говоришь? — возмущенно охает. — Знаешь, я тебе это припомню, когда твой Матвей опять полезет на другую бабу.
Матвей садится, тянется ко мне и забирает трубку.
— Если есть что сказать, то говорите это мне в лицо, — зевает и прикрывает кулаком рот.
— Я просто переживаю… — до меня долетают обрывки ответа. Голос мамы стал неожиданно мягче и ласковее. — Матвей, я же… мама… а ты…
— Начинаю понимать, почему Лиля не горит желанием к вам в гости приезжать, — Матвей разминает шею. — Бабуля для нее — наказание, а не радость.
— Что? Матвей… Я, может, резка иногда… Но я это из-за желания предостеречь… Ты загулял с крестной Лили! Или Ада как обычно раздула слона из мухи? Она любит драматизировать и преувеличивать. Напридумывала себе, да?
— Без комментариев, — вздыхает Матвей и сбрасывает звонок.
Откладывает телефон в сторону и опять валится на спину. Сползает к краю матраса:
— Мне никогда не нравилась твоя мама. Это ж надо сначала по тебе проехаться, а потом со мной посюсюкаться, — озадаченно вскидывает брови. — И вот радость будет для Лили. С
