приняла решение поставить решётки на все окна. Разумом я, конечно, понимала, что такого неадекватного, как Слава, это может не остановить, но так мне стало немного спокойней.
Тимур мою идею поддержал. Он вообще старался максимально меня во всем поддерживать: взял на себя заботы о продажи папиной машины, ибо смотреть на неё больше никто не желал, постоянно возился с Никиткой и его выпускными хлопотами, привозил продукты, готовил, отвозил меня к отцу в больницу… неизменно был рядом и молча терпел.
Кажется, между нами начала образовываться непонятная стена. Нет, мы не были обижены друг на друга или же разочарованы. Мы были откровенно опустошены и как восстановить былые отношения, попросту не знали.
Тимур пытался — я видела, как мужественно он старается пережить пройденный этап, вот только я… я совсем потеряла себя. Почему-то при этом я старательно пыталась доказать всем обратное — обманщица, которая попросту не хотела тревожить своими переживаниями дорогих людей, ведь моё похищение и так их знатно вымотало…
И всё же скрывать своё реальное состояние от родных было не такой уж и посильной задачей. Периодически Анька, папа, Тимур и даже брат предлагали мне записаться к психологу или хотя бы пройти обследование у врача. Как реагировала я на их предложения? Игнорировала. Просто потому что хотела полностью замять эту тему. Вычеркнуть из головы похищение… забыть, удалить, не вспоминать и жить прежней жизнью.
Мне упорно казалось, что вот-вот пройдёт время и моё психическое состояние само восстановится, страхи пройдут и я вновь научусь искренне радоваться этому миру. Но время шло, а ситуация не особо менялась. Как бы Тимур ни старался меня оберегать, помогать, утешать, стена между нами всё же образовалась… стена, которую я попросту не в силах сломать. А он всё чувствовал, но сделать ничего не мог. Не было прежних объятий, искренних разговоров, теплых вечеров… — мне нужно было время, просто время, чтобы справиться с воспоминаниями прошлого. И я вот это время у Тимура попросила. Он согласился, хотя тяжело было и ему… особенно видеть меня такой — непривычно холодной и молчаливой.
Возвращение отца немного приободрило меня. Я стала погружаться в привычные домашние хлопоты и даже один раз выходила прогуляться с Анькой в парк. Хотя на прогулку это мало смахивало — мои постоянные оглядывания по сторонам и страх в глазах заставили подругу знатно понервничать. И всё же не могла ничего поделать с собой. Успокаивала всех я лишь одной фразой: «Мне просто нужно время, я скоро приду в себя». И родные с трудом, но принимали мои слова; они доверились моей внутренней силе, на самом деле не понимая, что по ночам я отчаянно погибаю от душевных терзаний. Да и я сама упорно не хотела этого признавать.
Наконец в один из солнечных дней, когда я в очередной раз сидела с чашкой чая за просмотром сериалов, к которым раньше душа моя совсем не лежала, в наш дом ворвался раздраженный Тимур. Причина его настроения мне была очень даже ясна — моя отстранённость, малоразговорчивость и, как следствие, нежелание идти с ним на свидание.
«Неподходящее время для сюрпризов, Тим, давай в другой раз», — написала я ему буквально пятнадцать минут назад, и вот он уже стоит в гостиной и озлобленно пыхтит, глядя в мою сторону.
— Всё, с меня хватит! — принял он для себя какое-то пока ещё непонятное решение. Что всё? Чего хватит? Хотелось спросить, но я устало молчала в ожидании продолжения, и оно последовало…
Тима подобрался к диванчику, на котором до этого я удобно устроилась, отшвырнул плед и начал аккуратно загребать меня в охапку.
— Ты что творишь? — наконец заговорила недоумевающая я.
Вот только он по-видимому принял мою же тактику — ленивое молчание.
Подхватив меня на руки, Тимур стремительно направился к выходу, но не тут-то было — из комнаты вышел отец и вопросительно посмотрел на нас.
— К психологу, — коротко оповестил его Тимур.
— Правильно, — тут же поддержал его папа.
— Что?! Какой психолог? Я же говорила, что сама могу справиться, — возмущенно недоумевала я, начиная брыкаться в руках бойца.
Мужчины с недоверием во взгляде устало посмотрели на меня, а папа и вовсе с глубочайшим отчаянием, и я… я наконец сдалась.
— Поехали, — приняла я помощь Тимура.
Сеансы воистину творили чудеса: уже после первого я почувствовала себя легче. После второго — начала выходить чаще на улицу, после третьего — больше разговаривать. Стена между мной и Тимуром испарялась, мы шли навстречу друг другу и заново учились радоваться таким мелочам, как кино, театр, парки. И ведь буквально месяц назад я так жаждала этого конфетно-букетного периода, а получив его, принимала с трудом. Но принимала, это уже было победой для нас!
Тимур неизменно был рядом. Это грело и помогало пережить воспоминания прошлого. Однако ничто не может длиться вечно. Нас ждала Москва. Слишком сильно затянулся этот мини-отпуск. Жизнь набирала привычные обороты, а я постепенно приходила в себя. Всё же меня лечило — за три недели, а точнее за одну последнюю неделю с психологом, я практически восстановилась. Приняла очередное приглашение Тимура в ресторан и была готова обсудить с ним планы на наше возвращение в Москву. Его давно ждал «Сармат», а меня, по-видимому, поиски новой работы. Вот только обсуждать наши дальнейшие действия Тима почему-то не спешил, часто задумчиво молчал и явно пытался меня подготовить… вот только к чему?
В душу закралась привычная тревога.
За эти три недели Тимур устроил максимально комфортную жизнь для меня: помог решить все вопросы, кроме разве что рабочего, который до сих пор оставался секретом… но любовь или чувство вины стояли за его действиями? Порой я задумывалась об этом. Я понимала, как непросто было и ему, ведь это его бывшая девушка умерла, а те слова — «Я стал игнорировать Сабину. Да, это мой косяк, и мне теперь с этим жить»… Нет, нет, нет! Я упорно гнала мысли прочь. Не хочу, не хочу, не хочу думать и вспоминать тот разговор! Слишком сильный удар, слишком много боли… Вот только почему-то я эгоистично полагала, что и мой Тимур сможет преодолеть это чувство вины, осознает свою непричастность и то, что он был не властен над ситуацией. Он ведь боец, его психика должна быть устойчивее моего шаткого душевного состояния. Увы, я ошибалась, не замечая очевидного — внутри себя погибала не только я, но и, кажется, Тимур. Погибал, но боролся за меня, за нас.
Лишь этим вечером, после терапии с психологом, я наконец прозрела
