— Мама умерла, когда я была маленькой. Меня помещали в разные семьи на воспитание, и я стала жить самостоятельно с… когда училась в старших классах.
— Черт, — тихо пробормотал он. — Это очень тяжело, Клэр. Я не знал.
— Ничего страшного. — Она и жаждала его дальнейших вопросов, и боялась их. В ее положении труднее всего было молчать о том, что было для нее самым главным, — о своем одиночестве, о тоске по близкой, родственной душе. — Извините, но я не очень люблю об этом говорить. Во всяком случае, мне никогда не доводилось проводить лето в таком изумительном месте, ловить рыбу, кататься на яхте… Для меня такая жизнь похожа на сон.
— И как же вы отдыхали?
— В основном смотрела телевизор. Я вообще получила представление о летнем лагере только по фильмам для подростков.
— Ничего удивительного, что вам здесь понравилось.
Он и представить не мог ее жизнь. Мать никогда не говорила о своих родителях, у которых была единственным ребенком. Однажды, когда Клэр училась в третьем классе, она принесла из школы листовку, посвященную Дню дедушки и бабушки, и спросила про них у мамы. «Это нас с тобой не касается, малышка, — отрезала мать, затем скомкала и выбросила листовку в мусорную корзину. — Я тебе всегда говорила, у тебя нет ни бабушки, ни дедушки. Мы с тобой одни во всем мире». Больше Клэр ничего от нее не добилась.
— Вы тоже не много о себе говорите, Росс, — сказала она, решив прекратить его расспросы.
— Ничего подобного.
— Нет, в самом деле.
— Спрашивайте что хотите. Я — открытая книга.
— Хорошо. Скажите, кем вы мечтали стать в детстве?
Он немного подумал.
— Да кем только я не хотел быть. Мечтал бегать на лыжах, стать рок-звездой, пожарным, участвовать в авторалли, быть шпионом, ученым-ракетчиком. — Он помолчал и тихо добавил: — И еще… Понимаете, я очень любил братьев своего отца и хотел, чтобы у меня тоже было много племянников — девочек и мальчиков. Но это невозможно, поскольку я единственный ребенок в семье. Меня вообще больше привлекало то, что очень трудно или даже невозможно. Любопытно, что бы это значило?
— Просто вы — мечтатель, но это не преступление.
— Когда мне было шестнадцать лет, мама отвела меня в лабораторию военной эргономики. Там помогали ребятам определить свои склонности и способности. Они подвергали нас тщательному тестированию. Идея заключалась в том, что если мы будем знать, что нам легко дается, то это поможет нам лучше подготовиться к жизни.
— И там выяснилось, что вы сможете стать хорошим пилотом?
— Честно говоря, уже не помню. — Он слизнул с ложечки мороженое.
Они молчали и слушали кваканье лягушек, смотрели, как на черном небе возникают лучистые звезды. Было невероятно приятно и спокойно сидеть с Россом Беллами, наслаждаться забытым вкусом жареного картофеля и ощущением затерянности — хотя бы на короткое время.
— Как же здесь хорошо! — вздохнула Клэр.
— Напоминает мне одно из тех мест, куда люди ходят гулять и заниматься сексом.
Она едва не подавилась ломтиком картошки.
— Даже и не думайте!
— Ваш запрет запоздал! Я весь вечер о вас думаю.
— И совершенно напрасно. — У нее сразу пропал аппетит, и она положила пакетик с картошкой на приборную доску.
Господи, как ей хотелось откликнуться на это приглашение в его взгляде, удовлетворить желание, снедавшее ее.
— А мне кажется, как нельзя более кстати. Целовать вас…
— С моей стороны это было грубым нарушением профессиональной этики, мне не следовало это допускать, Я приехала сюда только для того, чтобы ухаживать за вашим дедом.
— Но если произойдет что-то еще…
— Можете мне поверить, не произойдет.
— Почему?
— Потому что мы этого не допустим. В такой ситуации, в какой находимся мы, это… Это просто не имеет смысла.
— А разве любовь имеет какое-то отношение к здравому смыслу?
— А кто о ней говорит?
— Я. — Росс засмеялся. — Вы на меня так смотрите, будто у меня лягушки выскочили изо рта.
Клэр не была расположена к флирту и знала, что это не приведет ни к чему хорошему.
— С лягушками я еще смирилась бы, но не с флиртом.
— А вы знали, почему дед выбрал именно вас? Ведь он решил, что вы мне понравитесь.
— Чепуха! — Хотя она сразу вспомнила, как настойчиво Джордж уверял ее, что Натали Свит — не любовница Росса.
— А вы спросите его. Он подтвердит.
— Зачем ему это?
— Он беспокоится обо мне. Хочет, чтобы я остепенился, женился.
Настала очередь Клэр рассмеяться.
— На мне? В таком случае он не на ту напал.
— Почему это?
Вместо ответа, она спросила:
— А почему он придает этому такое значение?
— Просто не хочет, чтобы я был одиноким.
— А вы чего хотите?
— А я мечтаю о сексе.
Конечно, иначе какой же он мужчина!
— Росс!
— Я только честно ответил на ваш вопрос.
Она смущенно поерзала и прижалась к спинке сиденья.
— После того как ваш дед нанял меня, он первым делом рассказал мне о вас.
— Не сомневаюсь, потому что я заставил его поволноваться. — Он ущипнул себя за переносицу и с болью сказал: — Черт, лучше бы я провел эти два года с ним, а не на войне.
— Такая мысль ему не понравилась бы.
— Потому я и говорю это вам, а не ему.
— Росс, мне вы можете сказать все, что захотите.
Удерживаясь от желания погладить его, она зажала руки между колен. Росс рассеянно смотрел вдаль.
— Он всегда служил мне примером, ориентиром, всегда, особенно после смерти отца. Я думал, что, раз уж я уволился из армии, он перестанет за меня беспокоиться, но оказалось, что теперь он тревожится о моем будущем.
— Потому что он очень любит вас.
Он вставил бумажный стаканчик в держатель для бутылок и задумался.
— В одном он, конечно, прав. Мне надоело жить одному. Сейчас я полностью готов начать новую главу своей жизни. Мне хочется иметь свою семью и жить в каком-нибудь тихом и спокойном месте. После того, что я повидал, это… для меня очень важно.
Клэр испытывала к нему благодарность за доверие и готова была всю ночь его слушать. И ее очень интересовало, как бы он отреагировал, если бы узнал, что его мечта никогда не сможет осуществиться. Убило бы это его или он стал бы жить дальше, навсегда распрощавшись с мыслью иметь семью?
