Пьетта, возможно, не взялась бы за это сомнительное мероприятие и не вступила в Алую Лигу, если бы однажды, около года назад, Эрик из Кархерода не подвернулся ей на пути. Тогда Пьетта ещё не знала, откуда Эрик родом. Да и вообще мало что знала. Но всё, что она делала, она привыкла делать хорошо.
Чего хотел Эрик, Пьетта не понимала. То есть нетрудно было догадаться, что кархеродец имеет свой экономический интерес. (Пьетта вообще была склонна во всём, что случалось, видеть чей-то экономический интерес. Именно поэтому ей особенно трудно давался разговор с такими как Асмодей и Ловейн).
– Они пытаются тебя умаслить, – упрямо говорил Эрик в третий раз за ночь. – Предлагают компромисс, но неужели ты поведёшься на это ещё раз? Вспомни, однажды у тебя уже была возможность убить их всех. А ты вместо этого поверила в этот балаган с наследницей Элайи и её светоносной судьбой.
Эрик с каждым словом раздражал Пьетту всё сильней.
– Логика в твоих словах есть. Но насколько эта логика направлена на то, чтобы помочь нам? А насколько на то, чтобы реализовать интерес, который преследует Кархерод?
Пьетта действительно не хотела никого убивать. Ни тогда, во время Отбора, когда принцы, Ловейн и все остальные претендентки оказались в её руках. Ни теперь, когда вся компания аристократов оказалась вовсе в бегах.
Но Пьетта понимала, что если она согласится смягчить позицию, а Асмодей и свита действительно решат её предать – без оружия, которое поставлял Кархерод, ей никак не обойтись.
– Нет места компромиссам, – упрямо повторил Эрик в который раз. – Ты слишком мягка, Пьетта. Мы должны убить их. Прямо здесь. Пока они полностью в наших руках.
Я торопливо захлопнула аррак и уставилась перед собой.
«Что делать?» – вертелось в голове.
Первой мыслью было пойти и рассказать обо всём Надаэру. Я уже сделала несколько шагов по направлению к его шатру – и замерла, вспомнив, как вечером они вдвоём с Дораном устанавливали шатёр.
Если я ещё могла переступить через гордость и довериться Надаэру, то о том, чтобы делиться с Дораном и речи быть не могло. Мне абсолютно не нравился этот жёсткий и расчетливый человек. И какие основания у меня были доверять ему? Какие основания думать, что он, как и Эрик, не преследует собственный интерес?
– Тоже не можете уснуть? – послышался мягкий голос Ловейна в паре шагов от меня.
Я вздрогнула. Прижала к груди аррак и торопливо спрятала в складки рубашки.
– Не могу, – призналась я. Сердце бешено стучало. Ловейн наверняка мог помочь. Но зачем? Какой интерес у него? Я так и не поняла этого до конца. Я всё же решилась. – Ваше Преосвященство, разрешите задать вам вопрос?
Ловейн кивнул. Он подошёл к обрыву и тоже остановился возле него.
– С кем вы договаривались о том, чтобы организовать эту встречу?
Задавая вопрос я надеялась, что соглядатай Ловейна в лагере мятежников сможет помочь нам ещё раз. Сможет повлиять на Пьетту или сделать что-то ещё, чтобы предотвратить зревший в голове Эрика план.
Ловейн колебался несколько секунд, а потом его лицо смягчилось и сделалось совсем усталым.
– Его зовут Эрик, – сказал он. – Думаю, теперь уже можно не скрывать. А что?
Я только и смогла что качнуть головой.
– Спокойной ночи, кардинал, – я вежливо поклонилась и направилась в свой шатёр.
Утро встретило нас промозглым дождём. Пришлось установить тенты над столом. Все, даже те, кто привык к непогоде, зябко кутались в плащи.
Переговоры задерживались, и пока устанавливали стол, я снова поймала взглядом Надаэра. На сей раз мне нужно было с ним поговорить, и я не собиралась отступать.
Я шагнула к нему и почти что сразу же напоролась на пристальный взгляд. Затылком я чувствовала, что за мной следит кто-то ещё, но лишь повела плечом, отгоняя дурное предчувствие.
– Надаэр, – окликнула я. – Мы больше не можем друг друга избегать.
– Прости, – почти что одновременно со мной сказал он. Бросил быстрый взгляд куда-то вбок, но я оборачиваться не стала. Князь взял мои руки в свои и крепко сжал. – Прости, что втянул тебя в это всё. Прости, что вёл себя как идиот. Ты не представляешь, как я хочу сейчас, чтобы с тобой всё было хорошо. Всё, что для меня важно теперь – это ты.
Я замешкалась, потому что хотела говорить о другом. Но от этих слов на глаза навернулись слёзы, и я, не удержавшись, произнесла:
– Ты тоже меня прости. И прости, что я не смогу выполнить твою первую просьбу. Я не смогу царствовать вместе с Асмодеем. Если я и останусь в Аркеноре после всего этого, то только с тобой.
Надаэр шагнул ко мне и крепко обнял. На сей раз совсем не так, как тогда в парке. В его объятиях не было ни жара, ни желания, только тепло и любовь. Я чувствовала её, хотя Надаэр и не говорил о ней вслух.
– А теперь… – тихо сказала я, и в это мгновение оклик Пьетты потребовал всех к столу.
Я отстранилась и, направляясь к нашей импровизированной переговорной, заметила, кто смотрел на меня всё это время – Асмодей.
***
Когда мы снова стали садиться за стол, Волхонский решительно отодвинул Асмодея и Ловейна, направившихся к одному из двух стульев. Моё место не оспаривал никто – видимо потому, что я молчала и не мешала им молоть чушь.
Теперь, когда рядом со мной, плечом к плечу, за столом оказался Надаэр, я ощутила себя неожиданно спокойно – хотя и плохо представляла, что он собирается сказать. Хотя и знала, что нас собираются убить.
Предоставив ему вести разговор, я полностью погрузилась в изучение артефакта, который всё ещё носила с собой.
Надаэр
Девушка, сидевший передо мной, вызывал у меня противоречивые чувства. Сегодня, на третий день, она стала более разговорчива, чем в прошедшие два.
Сама мысль о том, чтобы свергнуть короля, была неприемлема для меня.
И в то же время, к своему ужасу я обнаружил, что понимаю её.
– Мне всё равно потомки Элайи правят или нет, – говорила она. – Я хочу, чтобы в Пандемониуме царил порядок. И хочу, чтобы люди жили достаточно хорошо. За прошедший год сборщики налогов приходили в два раза чаще, чем всегда. Мы заплатили двойной налог: один – в казну Асмодея, другой – в казну Калерона. И что теперь? Вместо того, чтобы дать нам спокойно жить, Асмодей объявляет, что нужно ещё ненадолго затянуть пояса.
– Но в казне нет денег, – я покосился на Асмодея. Честно говоря, у меня проскользнуло сомнение в том, что я говорю. – После гражданской войны мы так же истощены, как и вы.
– Кто это – вы? Принцы и князья.
Я не сдержал усмешки.
– В моём поместье в этом году налог не собирался вообще. Мне было просто не до того. И я, князь Волхонский, не унижусь до того, чтобы просить у вас денег. Но вы должны войти в положение…
