пламени на столе, приборах, лампах. Мудрый и гениальный, но заброшенный и никому не нужный.
Элоиза обратила внимание на книгу в кожаном переплете, которая лежала на столе. Она подошла и провела рукой по обложке. Син тут же подошёл и мягко убрал её руку.
– Не надо.
Элоиза отдернула ладонь.
– Извините.
– Поймите меня правильно, дело не в вас. Просто это я никому не показываю, здесь собраны мои записи обо всех изобретениях, которые я сделал. До тебя я представил её королю. Ну, как и сказал, он ее не оценил. Поэтому я храню записи для будущего. Может быть кто-то из следующих поколений применит их по назначению.
Син взял книгу в руки и убрал её в стол. Элоиза почувствовала себя неуютно, словно она тайком подглядывала за тем, что не должна была видеть ни в коем случае.
– Вы говорили с Нори о каких-то условиях?
– Да, если вы хотите, чтобы я назвал ребенка Нори своим, то он должен воспитываться в моей семье, как сын.
Ничего себе, решать такие вещи за спиной, не ставя ее в известность.
– В вашей семье? Но это и мой сын тоже!
– Я этого не отрицаю, но я дам ему свою фамилию официально, он будет моим сыном. Даже если его отец Нори, я не хочу краснеть за этого ребёнка. Какое воспитание он получит на Маране? Зачем Ридону ваш ребёнок? Да, не удивляйтесь… Я прекрасно знаю о планах этого человека. Но король будет ожидать совместного наследника с вами, а этот мальчик или девочка ему будет совершенно не нужен. Поэтому на его характере может сказаться такое негативное отношение. Гораздо лучше будет, если он вырастет здесь, в провинции.
– Но вы тоже женитесь. Разве у вас самого не случится подобного?
– Да, естественно. Но в семье Сина никогда не будет такого отношения. Возможно, мне удастся даже заинтересовать ребенка изобретениями… Кто знает, как в будущем это скажется на развитии нашей планеты? Может быть, мне в этот раз повезёт…
Элоиза понимала мысли Сина. Конечно, воспитание сына или дочери было для него ещё одним шансом на одобрение, на получение развития и применения своим талантам. И она не могла уличить его ни в чём плохом, вполне естественно было то, чего он желал. Если так подумать, то Син будет хорошим отцом, он не научит ничему плохому.
– Хорошо, я согласна.
Син молча перелистывал страницы старой книги.
– Вы точно оценили все варианты? Отказаться будет невозможно, иначе я просто наплюю на всех и открою правду.
– Да, конечно, я всё хорошо понимаю. И главным фактором в принятии решения было то, что я увидела вас настоящего. Я заметила не странного человека, который пришёл к нам в дом, а увлеченного изобретателя и умного мужчину. Честно говоря, я рада тому, что познакомилась с вами, и надеюсь, что вы воспитаете моего ребенка настоящим человеком.
Лицо Сина смягчилось, и Элоиза увидела, что оно может быть не только суровым и каменным, но также мягким и добрым.
Когда девушка вернулась домой из поздней поездки, первым делом на неё набросилась мать.
– Вы поговорили? Решили вопрос с Источником?
Элоиза отвела глаза в сторону.
– Мама, никакой свадьбы не будет. Я сделала свой выбор и разговор у нас с Сином был о другом. Когда ребёнок родится, он будет воспитываться в его семье.
Мать всплеснула руками.
– Это где это видано? Чем наш род хуже?
Элоиза спокойно прошла к большому мягкому креслу и опустилась в него.
– Ничем. Син очень достойный человек, который сможет хорошо воспитать ребенка. В таком случае, у меня будут развязаны руки, и я могу спокойно выбирать себе мужа. Так что я могу сказать, он сделал для меня большое одолжение.
Мать недовольно поджала губы. Она уже смирилась с тем, что происходит что-то странное и невообразимое для ее консервативных устоев. Будь что будет… Она больше не станет ни во что вмешиваться, а если столкнется с интригами соседей, пусть Элоиза сама с ними и разбирается. Она просто умывает руки.
Силур рассмеялся.
– Какой ты быстрый!
Дан улыбался. Наконец-то все закончилось, его ожидания подошли к концу. Осталось потерпеть совсем немного, и они покинут проклятое место. Где угодно он готов жить и работать, но только не быть обитателем Гименеи.
– Завтра я должен сообщить о нашем возвращении и получить добро на открытие портала назад. Может быть это произойдет той же ночью, обычно все занимает мало времени.
– Я должен подготовиться?
– А нужно как-то по-особенному готовиться? Просто тебе совсем нечего взять с собой…
– Вы правы, но я хотел бы проститься с этим местом. Я понимаю, что не могу сказать ничего семье и друзьям, все они остались в лесу и вернуться туда невозможно. А те, с кем я находился за решеткой, умерли. Я просто побуду какое-то время один и вспомню всё.
– Хорошо, я тебя понимаю. Завтра не нужно идти вместе со мной, как раз сможешь уделить время прощанию.
Дан встрепенулся.
– Конечно же, я обязательно пойду! А вдруг они сразу вас заберут, а я останусь здесь? Нет уж, теперь я буду только там, где вы.
Силур улыбнулся. Как легко приручить его к себе. Возможно, он первый, кто показал Дану добро, и после этого невозможно жить иначе.
День пролетел незаметно. Всю ночь они спали как убитые, утром быстро позавтракали и Силур, для видимости, пошёл в кабинет короля, представить ему свои разработки. Он обложился бумагами, графическими материалами, словно собирался делать большие эскизы. Силур понимал, что за ним смотрят множество глаз и о каждом его неверном шаге будут докладывать. Поэтому нельзя вызывать подозрение у внимательных гименейцев.
Только одного не замечал Силур среди насыщенного дня. То там, то здесь за ним следили глаза. Они всегда были рядом и наблюдали за каждым его шагом. Что-то подспудное подсказывало принцессе, что мужчина может совершить ошибку. Алуана была в недоумении от того, как он разговаривал. Ни один из местных не осмелился бы так отвечать – смело, с достоинством, без трепета перед властью. Здесь что-то было не так, и она решила в этом удостовериться.
В течение дня не было ничего подозрительного. Силур сидел за столом, перебирал бумаги, делал какие-то маленькие эскизы. К нему то я дело заглядывали прислужники, он выходил на обед и так далее. Скучно и обыденно. Но так как ей всё равно нечем было заняться, Алуана продолжала наблюдение. Вечером Силур удалился к себе в комнату вместе с этим мерзким рабом. Вот ещё чего она не могла
