На его лице появилась улыбка.
– Думаю, нам лучше перебраться на одеяло. Не очень-то удобно заниматься любовью на качелях. Кроме того, я| хочу ласкать и целовать каждый дюйм вашего тела. Хочу видеть вас обнаженной.
– Но мы не можем...
– Пожалуйста, Розалинда. – Его улыбка исчезла, сменившись взглядом такого мучительного желания, что она затрепетала. – Позвольте мне заниматься с вами любовью, дорогая. Вы мне нужны. Я жить без вас не могу.
Он умолк. И тут Розалинда вспомнила слова мистера Найтона. Он сказал, что Грифф не умеет выражать свои чувства. Но если Грифф сказал, что жить без нее не может, значит, он питает к ней глубокие чувства.
Она окинула взглядом поляну, все еще освещенную лучами заходящего солнца.
– Но здесь нас могут увидеть.
– Маловероятно. Но если даже это случится, вам придется стать моей женой раньше. Потому что вы все равно пыйдете за меня, я в этом не сомневаюсь. И вы тоже. – Он усмехнулся.
– Вы слишком самоуверенны, сэр.
Он закрыл ей рот поцелуем, первым за два дня поцелуем в губы. Нежным, сладостным, властным. Его руки блуждали по ее телу, он сорвал с нее шляпку, стал вытаскивать шпильки, скользя вниз по шее, чтобы спустить платье с ее плеч.
Затем снова стал ласкать ее груди.
Два дня она мечтала об этом, желала его. Этот негодяй понимал ее, как никто другой. Он любил ее, хотя и не признавался в любви. Она в этом не сомневалась.
Он предложил ей выйти за него замуж. Какие еще ей были нужны заверения?
Грифф подхватил ее на руки и отнес к расстеленному одеялу.
С лихорадочной быстротой они стали раздевать друг друга. И когда Грифф снял с нее корсет, то от восторга на мгно-нение лишился дара речи.
– О, Розалинда! – хрипло пробормотал он. – Дорогая, вам не следует носить корсет. Прятать всю эту красоту в такой вульгарной штуковине.
Она резко обернулась, чтобы посмотреть ему в лицо. Грифф с благоговением гладил ее тело. Затем стал покрывать его поцелуями.
Когда он поцеловал островок густых волос, Розалинда с трудом сдержала слезы. Подумать только! Мужчина, которого она безумно любит, не может отвести глаз от ее тела.
которое сама она считает далеко не совершенным из-за слиш ком пышных форм!
Розалинда прижала его голову к себе. «Я люблю тебя. Не важно, что ты чувствуешь ко мне, я люблю тебя».
Она гладила его черные как вороново крыло волосы, он зарылся лицом в ее бедра. Он поднял голову и посмотрел на нее.
– Я хочу тебя, дорогая. – Он потянул ее вниз, на одеяло. – Я безумно тебя хочу.
Он положил ее на одеяло, опрокинул на спину и стоял на коленях между ее раскинутых бедер, расстегивая кальсоны.
– Подождите! – воскликнула она.
Он замер, его глаза горели страстным желанием.
– Нет, Розалинда, не останавливай меня... Я этого не вынесу.
– Я не буду вас останавливать. – Краснея, Розалинда села и потянулась к пуговицам на кальсонах. – Я просто хочу... В прошлый раз вы не позволили мне... потрогать его. Позвольте сейчас.
Он резко втянул в себя воздух, когда ее пальцы коснулись его кальсон.
– Любопытно, да? – прохрипел он.
– Как же иначе? – Избегая его взгляда, Розалинда встала на колени и начала расстегивать пуговицы. – Вы достаточно часто дразнили меня этой штукой.
Теперь она наконец поняла, почему Грифф говорил, что его член неподвластен ему. В ту же секунду как пуговицы были расстегнуты, он выпрыгнул наружу, как дикое животное, вырвавшееся из клетки.
Грифф сбросил кальсоны и снова опустился на колени.
– Вот, – хрипло прошептал он. – Теперь вы знаете, что наполняло мои карманы.
Она смотрела на его мужское естество с нескрываемым любопытством. Член действительно чем-то напоминал нахального парня.
Об этом она услышала от Гриффа в тот день, когда они находились в его спальне.
– Так вот откуда это пошло.
– Что?
– Слово соску[2]. Я прежде не знала...
Он усмехнулся и положил ее руку на свою набухшую плоть.
– Да, моя любознательная девственница. Именно отсюда это слово и происходит. Мужчины придумали сотни названий для своих половых органов. Даже ваш драгоценный Шекспир использовал несколько из них.
– Правда? – Она провела пальцами по члену Гриффа, наслаждаясь тем, как он пульсирует в ее руке.
Грифф закрыл глаза.
– Вы обнаружите, что пьесы приобретают совершенно новое значение, когда знаешь такие вещи.
Она водила рукой по его древку до тех пор, пока Гриф не застонал.
– Например?
Он наморщил лоб, очевидно, думать ему было трудно.
– Помните Петруччо и Катарину? Он говорит о его языке в ее хвосте? И о том, что будет «петухом без гребня», если она будет его «курочкой».
Она резко отпустила его.
– Так вот что это значит? Мне и в голову такое не приходило.
Грифф схватил ее руку и вернул на место. Когда она крепко обхватила его пальцами, он содрогнулся.
– Шекспир очень приличен, моя милая. Вы правильно выбрали себе любимого автора.
Она фыркнула.
– Хотите сказать, что я неприлична, сэр?
Он посмотрел на ее пальцы и насмешливо вскинул бровь.
– Я бы не осмелился. Во всяком случае, не сейчас, когда вы держите мой член в руке.
Задумчиво глядя на его горячую плоть, Розалинда потянула ее.
– Господи, Розалинда, вы так убьете меня, – запротестовал он.
– Мне не нравится это слово. Мне больше нравится «святой Питер».
– Проклятие, Розалинда, откуда вы это знаете? – Глаза его блеснули.
– От мистера Найтона, – выпалила она.
– Что? – Он толкнул ее на одеяло и навис над ней. – Почему, дьявол его раздери, он говорил о «святом Питере» с вами?
Он стоял на коленях между ее ног, кончик его «святого Питера» покачивался, слегка касаясь треугольника ее волос. Его тело балансировало над ней так близко, что она видела яркие синие радужки его глаз.
Она судорожно сглотнула.
– Мы с ним разговаривали о вас – о ваших частях. И как ваша... мм... часть «святой Питер» хочет меня.
Он немного расслабился.
