Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Около полуночи прибыли в Симбирск. Нашли недорогое сносное жилье в три комнаты, напились чаю из самовара, перекусили и провалились в сон. Поднялись поздно, нехотя. Днем успели посмотреть тюрьму, старое кладбище и Спасский женский монастырь. Погрузились в кибитки и в резвом темпе, не сбиваясь с пути и расписания, пронеслись через Тереньгу, Хвалынск, Алексеевку, Вольск и Елшанку. К вечеру были в Саратове и поселились в отеле с комично громким названием — «Москва».
Черная палата, Большой минарет и Ханская усыпальница на рисунке П. С. Палласа. 1768 г.
Этот городок иностранные путешественники не слишком жаловали — заезжали сюда лишь для ночевки. Авторы путеводителей писали о нем нехотя, коротко. Самым ярким событием называли пожар 1811 года, когда за шесть часов сгорело целых 1700 домов. И даже великий интеллектуал и путешественник Иоганн Шницлер, эпистолярный Чичероне Анны, не нашел в Саратове ничего примечательного. В своей книге ограничился общими цифрами: шесть церквей, два монастыря, один гостиный двор, 35 тысяч жителей. Но в целом, подытоживал он, город не отличается ни красотой, ни регулярной планировкой.
Листер была категорически с ним несогласна: «Это прелестный городок. Он красиво расположен. Находится на широкой равнине или долине на высоком правом берегу Волги. И эта долина служит как бы границей между этой частью города и той, которая взбирается вверх по Соколовой горе. Здесь есть несколько хороших домов — в том числе летняя усадьба генерал-губернатора. Когда мы приехали, валил густой снег. Но падал он отнюдь не с небес на землю, а, наоборот, с земли взлетал к небесам. Чудеса! Мимо нас проехали дровни, груженные сеном. Их тащили не лошади, а пара крепких быков, белых и гнедых. Впервые в России вижу такую картину!»
Центр Саратова, начало XX в.
Саратов ей, пожалуй, даже понравился. Шницлер и другие педанты ошибались — и в метель, и в лютую стужу он был симпатичным, очаровательным, с забавными разностильными церквями: узорчатыми, ярмарочно-русскими и «канцелярскими», с покушениями на классицизм: «Одна церковь, на нашей улице, ближе к берегу Волги, выполнена в стиле собора в Гельсингфорсе. Другая, рядом с нами [Свято-Троицкий кафедральный собор], на центральной площади — самая старая и самая здесь примечательная — с остроконечной звонницей и квадратным в плане церковным зданием, перекрытым куполом и покоящимся на опорах в форме арок, над которыми находится крытая обходная галерея с белыми колоннами. Сама церковь выкрашена в красный цвет, а ее детали — в белый».
В пятницу, когда они приехали, в Саратове гремела ярмарка. «Весь город сегодня — один большой гостиный двор. Площадь и все вокруг — в лавках. Торговля идет прямо с кибиток — они стоят друг за другом, один базар как бы перетекает в другой. Мясо, хлеб, зерно, масло, яйца, глиняные горшки, сковороды, бесконечная череда деревянных кадушек, тазов, ложек, бочонков и так далее. Все чисто и опрятно».
Нет, европейские снобы определенно ошибались — Саратов чудный городок, особенный, со своим лицом, говором, базарными прибаутками (Георгий кое-что им переводил на ухо). Невероятно довольная собой и своим открытием, повеселевшая и подобревшая, Анна уступила женской прихоти Энн, и они зашли в ювелирную лавку. Но оказалось, что товар там утлый, привозной и совсем неинтересный — московские черепаховые гребни да петербургские табакерки. Энн, однако, захотела непременно что-нибудь купить на память и, не торгуясь, взяла два гребня по 5 рублей. Листер язвительно ей заметила, что в Первопрестольной на эти деньги она могла купить дюжину. Уокер тактично промолчала — решила не напоминать подруге, что они тратили ее сбережения.
Вечер коротали в отеле. Поужинали плотно, но без аппетита — проглотили дежурные щи, сухую пресную индюшку и кисловатое донское шампанское. Анна, грезившая о тяжелых, обильных, сытных русских яствах, поспешила отправить письмо богатому местному семейству Столыпиных. И уже представляла, как она всласть, до приятной дурноты у них наестся.
Но Столыпины не спешили. 1 марта они заехали к ним в отель — пока лишь познакомиться. «Господин Столыпин очень доброжелательный, благовоспитанный. Его супруга весьма симпатичная особа, выглядит моложе своих лет. У них три ребенка — две девочки и один мальчик. Старшему пять лет». Когда запас светских тем иссяк, Столыпины поблагодарили британок за прием, в самой тонкой столичной форме выразили свое восхищение, почтение, радость и… Да, да, они, конечно же, пригласили на обед, но лишь на следующий день, в два часа. «Днем! В 14:00! Подумать только!» — Анна негодовала. В это время в русских домах сервировали лишь легкий ланч, а она рассчитывала на обед, неспешный, сытный, впрок. Но делать нечего. Оставшиеся на сегодня без кушаний, полуголодные, они отправились гулять по Саратову.
После царских пышных зарослей, виденных в Петербурге и Москве, местный ботанический сад выглядел грядкой нерадивого дачника. Кое-как сбитые из колышков и брусьев оранжереи едва отапливались, и ничто в них не радовало — ни худосочная герань, ни кусты калины, ни салат-латук. Интереснее было на соляных складах, под самой Соколовой горой: «Сотни дровней. На них грузят соль. Здесь ее продают по 1 рублю 40 копеек за пуд, у озера люди сами ее собирают и платят по 80 копеек за пуд. Она довольно мелкая, в гранулах, похожих на сероватый гравий. Но на вкус (я попробовала) хорошая. Ее здесь употребляют и крестьяне. Если они хотят получить чистую соль, они ее сами очищают квасцами».
Саратов открывался им с другой стороны, повседневной, грубой, изнаночной. Они забрели туда, куда европейцы не заходили, — в темные дурно пахнувшие норы русского захолустья. И узнали, как на самом деле жили крестьяне-середняки: «Мы заехали в деревню около Саратова и зашли в одну избу, одну из самых плохих. Очень маленькая. Две комнатки — крохотные, в противном случае они не смогли бы их обогревать. Сени используют как хранилище для всего. В комнату зашли через низенькую дверцу — едва протиснулись. Здесь печь и на ней — полати, скамья и стол. Белый теленок лежит у печи. Хозяин избы лежит на скамье в темной рубахе, а две его дочки — на полатях. Им хватает места только для того, чтобы переворачиваться с бока на бок. Жены дома не было. Хозяин поднялся, накинул шубу и вышел, удивляясь, зачем нам вообще понадобилось сюда заходить. Он был бледен — и это неудивительно. Как еще он должен выглядеть. Тем не менее он бодр и вполне счастлив: у него есть три коровы, лошадь, немного овец, гусей, свиней и птица, пара телег и его двор окружен забором из ивовых прутьев — как и всюду здесь».
После проехались по Соборной площади, где недавно возвели неоклассический храм во имя Александра Невского. Его колокольню успели выстроить только наполовину. «Вокруг высажены деревца — совсем молодые. Сам собор, как сказал местный, был закончен лет 12 назад. Он находится на возвышенности, видно его отовсюду, это самое грандиозное здание в городе. Оно столь же пугающе огромное, как Ратуша в Бирмингеме».
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
