некоторое время листья с кустов опадают, и машины спокойно собирают чистый хлопок.
Курагин докурил сигарету, затушил окурок. Он был воодушевлен своим собственным рассказом.
— Но мало убрать урожай, — увлеченно продолжал он, — надо еще и сохранить его. Здесь опять требуется помощь биолога. Вот картофель, например, — к весне клубни его прорастают, это неизбежное явление приносит огромные убытки, миллионы тонн картофеля не доходят до покупателя, их выбрасывают. И вот Уверов создает такой препарат, что обработанный им картофель не прорастает и не теряет пищевых качеств.
Курагин опять достал сигарету и закурил.
— В природе бывает и так, — пуская колечки дыма, продолжал он, — за лето некоторые плоды не успевают дозреть. Взять хотя бы помидоры, сколько их осенью остается зелеными на кустах? — Он резким движением головы откинул волосы и посмотрел на Ивана: — Как спасти их? Опять проблема! И с ней справился опять же Уверов. Но здесь он уже работал и как биолог и как конструктор. Применил этиленовый аппарат, и при помощи этилена недозрелые сорванные помидоры быстро дозревают.
— Кроме всего, Уверов еще и активный общественник, — вмешался в разговор Лобиков.
— Да, — живо подхватил Курагин, — Уверов, как член партбюро, думает не только о своей работе, но и о престиже всего института, концентрирует мысль ученых на самых нужных проблемах биологии.
— Почему же, — с укором воскликнул Иван, — выбрали в секретари не его? — Ивану вдвойне дороги показались сейчас успехи Уверова, который защищал его, шел против Кочкарева, спорил с Прутиковым.
— Уверов — член партбюро, и уже это много значит, — ответил Курагин.
— Хорошо, — неохотно уступил Иван. — А что сделал в науке Прутиков?
Курагин помедлил.
— Как вам сказать? — начал он. — У Прутикова в прошлом тоже имелись успехи, он ведь все-таки профессор. Но вся его беда, если хотите даже трагедия, в том, что живет-то он не в настоящем времени, а в прошлом. Не ищет новых дорог, ходит по старым. Он в какой-то мере продолжатель учения Мичурина. Но ему надо бы почаще вспоминать, в какое время жил тот и в какое живем мы. У Мичурина не было и сотой доли того, что имеем сейчас на вооружении мы, что позволяет нам делать в науке огромные скачки. Прутиков же спрятался за авторитет Мичурина и больше знать ничего не желает. Это-то и привело его к ошибкам. В вопросах наследственности, например, он отрицал значение генов. Теперь, когда уже все доказано наукой, Прутиков почувствовал, что его авторитет непоправимо пошатнулся, и вот он восполняет свои научные промахи общественной работой. — Курагин внезапно достал из кармана белый колпак и упрятал под него непослушную копну волос. — Теперь вы можете задать мне законный вопрос: почему именно Прутикова выбрали секретарем партбюро?
— Совершенно верно, — подтвердил Буданов, — это меня очень занимает.
— Во-первых, бывают разные случайности. Во-вторых, секретарь играет меньшую роль, чем само партбюро, а оно у нас сильное. Один Уверов чего стоит! Прутиков же, как член партбюро, возглавляет сектор политпросвещения. Как руководитель очень строг. — Курагин улыбнулся: — Уж если кто провинится, не придет на семинары или занятия, обязательно огласит на собрании. Были у нас кандидатуры в секретари и другие. Но ученые — народ вечно занятый. Один заканчивает докторскую диссертацию, другой — проводит опыты на полях, третий — в бесконечных разъездах в братские республики и за границу, как наш Владимир Алексеевич Попов, например. Вот, очевидно, поэтому и выбрали Прутикова.
— Но почему же не Уверова? — с досадой воскликнул Иван.
— Да, вы правы, — проговорил Курагин. — Уверов — первая и главная кандидатура, но он заканчивает докторскую, просил годик подождать. Не уважить его просьбу не могли.
— А вдруг снова выберут Прутикова? — с нескрываемой тревогой спросил Иван.
— Что вы? Ему уже пора на пенсию, он устарел. — Курагин подумал и добавил: — Во всем устарел. И дело не в том, что ему шестьдесят…
— Понятно, — Иван посмотрел на часы — до окончания обеденного перерыва оставалось двадцать минут. — А как работает Раиса Руднева? — неожиданно для самого себя спросил он и покраснел. С тех пор, как увидел ее впервые на собрании, он часто думал о ней, тосковал, ему хотелось видеть ее все время. Но Иван боялся признаться себе в этом.
— Руднева? — с готовностью переспросил Курагин. — Если вас интересует, могу сказать.
Иван промолчал. Курагин заметил смущение Ивана.
— Она, несомненно, из тех, кто смотрит вперед, — словом, современный ученый. Но у нее, как и у всех женщин-биологов, есть слабости, нет, — поправился он, — пожалуй, не слабости, а сложности, которые мешают двигаться вперед. Дело в том, что современная биология требует отличного технического, инженерного и конструкторского мышления. Ведь прежде, чем провести опыт, поставить растение в определенные условия, надо создать какое-то приспособление. Но женщины есть женщины, — улыбнулся он. — Они всегда слабее мужчины, особенно когда дело касается техники. А Руднева работает в той области биологии, где просто необходимы всякие приспособления. Ей, как и другим женщинам, нужна помощь. Эту помощь должна оказать ваша экспериментальная мастерская, ваш заведующий и вы, квалифицированные рабочие.
При этих словах Ивана как-то сразу обдало внутренним жаром.
— Вот ведь как! — растерянно проговорил он. — А что же, поможем… Обязательно поможем…
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
В мастерской стояла необычная тишина. Иван пришел за два часа до начала смены и сразу взялся за работу. В такие утренние часы, когда еще не слышно шума станков, нет людской суеты, ему всегда работалось легко. А сегодня у него было особенно радостно на душе. Он давно не ощущал в себе такого подъема сил. При Кочкареве такого с ним не бывало. Теперь он стал похож на того Ивана, который во время войны работал мастером цеха. Тогда он приобрел такой опыт, что ни одно производственное задание не могло поставить его в тупик. Опыт военных лет, окрепший в последующие годы, пригодился ему и теперь. Он и не предполагал, что здесь, в мастерской, для него откроется столько интересных и сложных дел, требующих не только высокой квалификации слесаря, но и творчества конструктора.
А все произошло так. Он пришел за работой к новому заведующему Мишакову. Тот дружелюбно поздоровался с ним и выложил на стол стопку чертежей, отложенных по каким-то причинам Кочкаревым в ящик второстепенных дел. Иван оценил это доверие и стал тщательно просматривать их. Чертежи были сделаны биологами и походили больше на рисунки. Он вертел их и толком не мог уяснить, что же, собственно, требовалось изготовить. Отобрал несколько листов и пошел выяснить в лабораторию. Ему сказали, что это чертежи научного сотрудника Власовой.
— Простите, пожалуйста, вы Власова? — спросил он миловидную женщину, работавшую в одной из комнат. —
