— Я спрашиваю: давно ты знаешь об Алёнке? — она незаметно утирает прозрачные слезинки, скатившиеся из уголков глаз.
— Хм… прилично, — всё происходящее кажется странным, небывалым, сюрреальным представлением, но я точно чувствую, что здесь что-то не чисто, и потому боюсь сделать лишнее движение, сказать лишнее слово, чтобы не спугнуть свою странную и запуганную, уставшую добычу.
Она бросает в мою сторону пронзительный взгляд.
— Я сначала подумала, что ты хотел отомстить мне, как делал это обычно, — вдруг говорит она, шмыгнув носом. — И потому решил закрутить с Алёнкой неправдоподобный роман, чтобы она влюбилась в тебя, дурочка, измучилась, а ты бы её потом бросил. Но потом увидела, что и ты сам заинтересован в ней больше, чем во всём остальном. Даже на Север, вон, уехал, сбежал от неё, да и от себя тоже…
Она замолкает, а мне хочется закричать, чтобы заставить её говорить дальше. Все эти слова, сказанные потухшим голосом, без интонационно, пугают и вводят в ступор.
— Водил всех за нос, а сам знал, что она не твоя родная сестра? — вдруг взвизгивает она и поворачивается ко мне лицом. Её глаза мечут молнии. — И что, ты сейчас расскажешь всё всем? Борис…он…он ведь не простит меня за это, за этот подлог, за эту подмену… — она вдруг снова сникает и поднимает подбородок кверху, чтобы не дать слезам стекать ручьями вниз по подбородку, на тёмный офисный классический костюм.
Я сначала даже думаю что ослышался. Но упоминание имени отца Алёнки вдруг отрезвляет меня.
Мать шарит глазами по подоконнику и достаёт мою пачку сигарет, прикуривает, чуть закашлявшись, а я наблюдаю за её движениями отстранённо, ощущая, как осознание ПРАВДЫ заполняет мой мозг. Постепенно, медленно, очень осторожно.
— Не родная? — глухо кашляю я, не заостряя интонационно вопрос.
Мать снова затягивается и выпускает белёсый дым в потолок.
— Вы никогда не сможете меня простить, потому что вам не понять, как это: выбираться из самого низа наверх! То, в каких условиях вы живёте – результат труда, нервов, седых волос. Легко жить на всём готовом, а, Денис? — она даже не поворачивается в мою сторону, легко смахивая пепел от сигареты прямо на пол. — С твоим отцом у меня не вышло бы выбиться в люди. А вот Борис… тогда он был женат…
— Борис бы никогда не ушёл из семьи, если бы не дочь. Но…— тут она снова шмыгает носом, вытирая влагу под глазами и сильно, до ломоты в легких, затягивается. — В день родов что-то пошло не так, и моя девочка умерла. Оставила меня, даже не сделав единого вскрика, стона.
Она замолкает на мгновение, но все равно продолжает свою страшную исповедь.
— Мне не оставалось ничего другого, как сделать всё, чтобы он поверил мне, в меня, в нашу семью. И мне это удалось. Удалось! — визгливо бросает она. — Алёнка ни в чём не нуждалась, обрела любящего отца, мать. И ты… ты получал то, что всегда хотел. Лучшие школы, занятия, репетиторы, учёба в Лондоне!
Тьфу, я горько сплёвываю на пол. Внутри бушует самый настоящий ураган эмоций, но выпускать его на волю нельзя.
Учёба в Лондоне… Я легко бы сейчас променял все блага, которыми кичилась мать, на эти её слова, но сказанные гораздо, гораздо раньше.
— Кто тебе сказал об этом? Откуда ты узнал? Ты поэтому так спокойно её целовал, да? — она затравленно смотрит на меня покрасневшими глазами, не замечая, что окурок от сигареты уже жалит её пальцы.
Я встаю во весь рост, хлопаю себя по карманам, проверяя наличие сотового телефона. Теперь мне можно его включить, не нужно прятаться от всего мира, потому что этот мир мне должен был помочь во что бы то ни стало добыть официальную информацию о рождении Алёны. Поставить точку в этой ужасной истории, которая съела всего меня, измучила её.
В голове уже начинает складываться план действий, благо денег и связей у меня должно хватить провернуть всё в течение буквально нескольких дней: сначала связаться с архивом родильного отделения, потом выйти на записи ЗАГС, проверив данные того дня, месяца, взять выписку о том, что мы не можем являться родными братом и сестрой и очистить наши чувства перед всем миром.
— Кто мне сказал? — я с сожалением смотрю на женщину, которая теперь выглядит точно не как Железная Леди, а как отчаявшаяся, вмиг опустошенная, состарившаяся женщина. — Это сказала мне ты. Только ты!
Мне хочется сказать ей, что она разрушила наши жизни, но я поворачиваюсь на пятках и тут же выхожу из номера.
Потому что я только что ощутил себя фениксом, восставшим из пепла, и мне нужно срочно воскресить для себя свою самую больную, самую сильную, самую нежную и чистую любовь. Мне нужно вернуть Алёну.
POV Алёна
— Алёна, мы с тобой должны поговорить… — произносит отец негромким голосом.
— Я знаю, ты хочешь отчитать меня за фото, которое всплыло в сети, но ты должен знать, что… — я замолкаю и отвожу взгляд в сторону, а потом смотрю на отца. — Я не жалею, что сбежала от свадьбы и целовалась с собственным братом. Я знаю, я ненормальная, но я его люблю! Рядом с ним моё сердце начинает пылать. И он любит меня. Возможно, всё дело в том, что у нас разные отцы… Я не знаю, пап, почему природа так посмеялась над нами, но я люблю его! И я ни о чём не жалею, если только о том, что появилась на свет…
— Не смей так говорить! — резко обрывает меня отец. — Не смей, Алёна. Твоё рождение — лучшее, что могло произойти в моей жизни. Видишь ли… Я не думал, что когда-то должен буду завести этот разговор. Я хотел унести эту тайну в могилу, но если ты так любишь его, я не могу молчать…
— О чём ты?
Сердце начинает часто-часто биться в груди. В ушах свистит. Что он хочет сказать мне? Почему замолкает и так долго собирается с мыслями?
— Пап, не молчи, пожалуйста!
— Ты неродная дочь нам с мамой, Алёна… — произносит он, наотмашь ударяя своими словами.
Неродная? Как такое могло произойти? Почему я не догадывалась об этом раньше? Почему отец так трепетно относился ко мне, если знал, что я ему неродная.
— Прости, милая, что не нашёл в себе силы признаться раньше, но в этом не было надобности. Ты неродная, но роднее просто не придумаешь.
По его щеке катится слезинка, а я тянусь рукой и бережно вытираю её.
— Как? Как такое могло случиться?
— Я был женат, когда познакомился с твоей… — отец ненадолго замолкает. — Мы были любовниками, но я не собирался бросать свою первую жену, пока твоя мать, — он снова осекается. — В общем, она забеременела. Мы вместе ходили на УЗИ, вместе ждали тебя. Я как узнал о беременности, сразу же подал на развод… Всё шло хорошо. Мы поженились, а потом должна была родиться наша дочь. О том, что она умерла во время родов, я узнал через пять лет, когда у меня была ты. Моя бывшая жена хотела отомстить и принесла все эти документы о том, что ты дочь отказницы, а наша девочка умерла. Я плакал всего несколько минут. А потом понял — ты моя дочь. Родная и любимая. И я не могу горевать о той, которую и не знал даже. Я не хотел говорить тебе, не хотел говорить твоей матери… Меня устраивало абсолютно всё, пусть её скверный характер порой вынуждал злиться. Я не уходил из семьи только ради тебя! Потому что безумно люблю тебя, Алёнка… Если ты когда-то сможешь простить меня…
