Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Спасибо!
Побратим коротко усмехнулся:
– Ты так живо рванул к башне, воевода, что я просто не поспел за тобой. А тут еще торки с той стороны стены повалили, да густо! Связали нас боем. Никак не мог я выйти из схватки раньше, едва от лестниц нас не потеснили!
Одобряюще кивнув телохранителю, я несильно хлопнул его по плечу. Добран показал на возвышающуюся за нашими спинами башню:
– Не дело тебе, воевода, на острие лезть в самое пекло. Поднимемся, оттуда и обзор лучше.
Мысленно обругав себя за несдержанность и недогадливость, я жестом приказал варягу идти, и вскоре мы оказались на смотровой площадке, поделив ее с двумя десятками лучников.
В городе началась резня – с башни это видно отчетливо. После прорыва ясов с южной стены и вторжения алдаров в крепость, стойко бившиеся до того дербентцы принялись разбегаться. Наиболее решительные и волевые командиры собрали вокруг себя самых отважных бойцов и безуспешно попытались контратаковать, но поток удирающих через ворота воинов неиссякаем. За кавалеристами в город входят пешцы-горцы, они растекаются по жилым кварталам, врываются в дома – и ополченцы покидают стены крепости, торопясь успеть защитить родных. Свою весомую лепту в кошмар вносят и половцы – один из всадников, проскакавших по центральной улице, волочил на аркане женщину. Ее тело безвольно швыряло по сторонам, а веревка, кажется, обхватила шею…
– Тварь!
Мне вся эта мерзость поперек горла, и, окажись я сейчас в городе, я сумел бы остановить ее в самом зародыше! Мусульмане или христиане, евреи или язычники – все хотят жить и любить, у каждого есть близкие! А те, кто проливает кровь беззащитных, кем бы они ни были, низводят себя до уровня скота, и здесь не важно, у кого какая вера или национальность… Но мне мешают гулямы, намертво вставшие у ворот!
«Черепаха» хускарлов добиралась до надвратной башни не менее получаса, еще столько же шла рубка внутри самого укрепления. Наконец вспыхнула яростная сеча у ворот – но тут уж у варягов был простор для жутких ударов их двуручных секир! Сверху северян поддержали мои лучники, поднявшиеся на стену, а алдары, пробившиеся к Нарын-кала, лишь ждали момента, когда кованые створки будут распахнуты изнутри.
Этот миг настал – и внутрь неудержимым потоком хлынули аланские рыцари. К этому моменту в городе начался пожар, причем уже в нескольких местах.
Бойню удалось остановить только к вечеру. Ревели бараньи рога, призывая воинов собраться на площади перед цитаделью, но мало кто их слушал. А хуже всего было то, что далеко не все дербентцы сложили оружие: ополченцы метались по городу, нападая на мародеров и вступая с ними в скоротечные яростные схватки – а иногда попросту вырезая скотов, увлеченных изнасилованиями и грабежом. Их отчаянная ярость была мне понятна, но ведь и самому пришлось обнажать клинок, чтобы выдержать натиск напавших на нас ополченцев! Кажется, они обезумели от пролитой крови и горя.
Но постепенно мы сумели восстановить порядок: женщины, старики и дети отходили под защитой моих лучников и варягов к Нарын-кала – последним я пообещал вдвое уменьшить долю в добыче, если они увлекутся грабежом. Там жителей взяли под защиту алдары. Не лишенные воинской чести аланские богатыри вскоре приняли активное участие в наведении порядка – как раз после того, как остатки сельджукского гарнизона в спешке покинули твердыню. Они сумели бежать через западные ворота, защищенные с севера горной стеной.
Беспощадно вырубив под сотню мародеров, а заодно подавив последние очаги сопротивления дербентцев, я полностью занял Дербент. И уже тогда все вместе – и защитники, и нападавшие – принялись организованно тушить пожары.
Кумана, скакавшего по городу с задушенной женщиной, я обезглавил собственным мечом.
Только окончательно убедившись в том, что бесчинства пресечены, а огонь остановлен, я принял ключи от города, преподнесенные горсткой уцелевших раисов. Однако им было поставлено жесткое условие: все мусульманское, языческое и еврейское население должно покинуть Дербент – не нужна мне тут пятая колонна в скором противостоянии с сельджуками! Людям разрешалось брать с собой повозки для раненых, запас питания и воды на неделю, необходимый скарб. Все ценности и оружие должны остаться в домах – позже у ворот города дежурили мои воины, по своему усмотрению проверяющие беженцев. Тем же, кто не захотел покидать жилища, оставалось лишь молиться – я обещал воинам, что утром отдам им город. Исключение сделали только для раненых, у кого не осталось родных, способных их вывезти, – им и местным христианам было разрешено укрыться в цитадели.
Раисы с изможденными от пережитого лицами скорбно приняли мои условия, но недовольства вслух не высказали – выдвинутые требования не были чересчур жесткими по сравнению с печальной участью тех, чьи города берут на меч. Людям сохраняли жизнь и свободу, а это и так уже очень много!
Спустя двое суток после исхода жителей разведчики принесли счастливую весть в спешно подготавливаемую к обороне крепость: корпус ширванцев и сельджуков отступил.
Над «железными вратами» вновь был поднят христианский крест[39].
Часть четвертая
Глава 1
Май 1071 г. от Рождества Христова
Окрестности Тмутаракани,
монастырь Пресвятой Богородицы
Службу сегодня вел сам игумен Никон. Убеленный сединой старец отличается особой благообразностью, мудростью, способностью проникнуть в людские сердца простыми, но такими понятными словами проповеди, что на воскресных литургиях в монастыре просто не протолкнуться – так много людей стремится к нему на исповедь и причастие. Однако сегодня пятница, и Никон провел богослужение по моей просьбе. Подходя под крест к настоятелю и одновременно основателю монастыря, я невольно задумался о величии духа этого человека и масштабе личности бывшего лидера монахов Киево-Печерской лавры, пошедшего в свое время против великого князя[40]. Во время конфликта с Глебом Святославичем поддержка Никона очень сильно помогла Ростиславу – именно его благословение и твердая позиция убедили многих людей поддержать старшего внука Ярослава. А позже проникновенные проповеди и крепкая вера старца, помноженные на его собственные духовные подвиги, привели в церковь многих местных касогов и даже хазар, укрепляя положение князя и русской общины в целом. И быть бы Никону епископом, но он неожиданно отказался от кафедры, сумев убедить князя сохранить для него место игумена основанного им же монастыря. Ростислав, искренне полюбивший старца, согласился с его доводами и неизменно шел за благословением на особо значимые решения и действия именно к нему.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
