– Условия тут буду ставить я! – закричалголос. – А ты, щенок, будешь делать только то, что я тебе скажу. А теперьзапоминай инструкции, куда надо принести брошку.
Вот это да! Оказывается, эта злополучная брошка-паучок,из-за которой у меня было столько неприятностей, из-за которой опасностьугрожала моему ребенку, из-за которой я тряслась и не спала ночами, из-закоторой погиб Женя, – она у него! У этого монстра, у этого лживогочудовища! И он молчал и ни слова не сказал мне об этом, видя, в каком ясостоянии, и еще симулировал, подлец, сочувствие ко мне и какие-то чувства!
Этот жуткий монотонный голос начал долго диктовать емуинструкции, но я уже ничего не слышала. Хорошо, что передо мной не былозеркала, наверное, я выглядела так, что сама себя испугалась бы. Я не сталакричать, потому что у меня перехватило дыхание от злости. Но, дождавшись, когдаон положит трубку на рычаг, я тут же набросилась на него с кулаками. Он пыталсяувертываться от моих ударов и делал это, мерзавец, довольно ловко, еще бы –мастер спорта по самбо!
– Скотина! Мерзавец! Уголовник!
– Таня, да подожди же, я все объясню…
– Не желаю слушать твоих объяснений, опять все наврешь!
– Стой же ты да прекрати царапаться! – Я пустила вход ногти, и это действительно получилось намного эффективнее, чемкулаки, – ведь этот метод ведения боя более свойствен женщинам.
Я чувствовала себя дикой кошкой, прямо озверела, визжала ицарапалась, Кирилл никак не мог со мной справиться.
– Негодяй! С самого начала брошка была у него! Я с умасхожу от страха, ребенка отдала чужим людям, а он, нагло глядя мне в глаза,врет, что ничего не знает! Мало тебе досталось от арабов, жаль, что они тебевообще…
– Да прекрати ты! Ой, больно! Ну перестань, я всеобъясню…
– Убийца! Бандит! Извращенец! На… насильник…
Дело в том, что, понимая, что в честной борьбе с моимманикюром ему не выстоять, этот уголовник и растленный тип лишил меня свободыслова долгим поцелуем. И я как-то сразу забыла, за что я на него разозлилась ипочему мы вообще ссоримся. Только одна мысль вертелась у меня в голове – почемуон не сделал этого раньше, тогда я бы раньше поняла, зачем я пришла к немувечером в воскресенье и что я нашла в этом человеке с такими ласковыми губами исильными руками.
– Ох, Кирилл. – Я перевела дух.
Этот нахал выглядел абсолютно спокойно, потом он что-топонял по моему лицу и улыбнулся:
– Совсем все вспомнила или только плохое?
– Но зачем же ты так, с брошкой? – В моем голосепротив воли прозвучали слезы.
– Девочка моя, неужели ты могла поверить, что якогда-нибудь способен причинить тебе вред?
Я прекрасно знаю, что на риторические вопросы такого роданельзя отвечать: ответив «нет», ты лишаешь себя дальнейших аргументов в споре,ответив «да», не оставляешь противнику никаких шансов. Но его поцелуй ощутимоповлиял на мои умственные способности, потому что я ответила «нет».
– Умница! Тогда что же ты так разошлась?
– А ты бы как реагировал на моем месте?
– Я нашел брошку только после арабского погрома, утром,когда ты ушла. Она в диван провалилась, в щелку. А тебе не сказал, потому чтоты бы со страху наделала глупостей. Они все равно тебя в живых бы не оставили.Валентина с Вадимом тебя с самого начала приговорили, ты им нужна была дляэксперимента…
– Какого еще эксперимента? – похолодела я.
– Таня, некогда мне! – взмолился он. – Этополдня надо рассказывать! Там в брошке была микропленка со всеми материалами, япрочитал и все понял.
– А я, значит, ничего бы не поняла? Я, между прочим,тоже грамотная и высшее образование имею!
– Я тебе потом все объясню. Так вот, если бы ты отдалаброшку Карамазову, то арабы тебя бы продолжали преследовать, а если бы – Валентине,то все равно арабы убрали бы нежелательного свидетеля.
– Слушай, до сих пор не верится, что это Карамазов. Апочему он таким голосом говорил?
– Ты не догадалась? Это приспособление такое, аппаратдля людей с поврежденными связками. Он усиливает шепот.
– Ну надо же!
– Таня, я тороплюсь. Не было никакого убийства, этоловушка, чтобы его поймать. Сейчас только Володе позвоню и побегу. Ты пойми,ведь доказательств никаких на Карамазова у нас нет. Ты ведь там, у Вадима,видела только его палку. Поэтому надо его с поличным поймать.
Там, куда он звонил, наверное, никого не было, и оннадиктовал на автоответчик, что идет на встречу с «нашим общим другом», чтовстреча у Петропавловки, и точное место и время. Пока он говорил, япричесалась, застегнула куртку и собралась идти вместе с ним.
– Ты что это еще выдумала? Ты не вообразила ли, что ятебе позволю со мной идти? Ты что, хочешь ребенка сиротой оставить? Будешьздесь сидеть и носу не высовывать!
Он так орал, что я решила сменить тактику. Было понятно, чтос собой он меня не возьмет, поэтому я смирно села в уголке и выглядела как саманевинность.
– Если я не вернусь, – продолжал Кирилл тономниже, – у Гены есть ключи, он придет вечером и тебя выпустит. Понятно?
– Понятно, – кивнула я.
– Татьяна, дай слово, что будешь меня слушаться!
– Конечно, дорогой, – я глядела ему в лицочестным, незамутненным взором.
Очевидно, я перегнула палку, потому что он что-тозаподозрил.
– Так, дверь я закрою, ключи заберу, тебе изнутри не открыть.Если через окно, то тут решетка. А из кухни тебе нипочем не вылезти.
– Да-да, – кивала я.
Все это я делала для того, чтобы ему не пришла в голову однапростая мысль – спрятать мою одежду, а вернее – обувь, потому что на худойконец я могла бы натянуть его свитер, но в ботинках сорок второго размера ядалеко не уйду. Но он смотрел подозрительно, поэтому я подошла к нему, обняла ипоцеловала так, что когда он оторвался от меня через три минуты, то сказалтолько, что если сейчас не уйдет, то не уйдет никогда, и плевать на Карамазова.Гражданские чувства одержали верх, Кирилл запер меня на все замки и умчался внеизвестную даль.
Я металась по квартире, как тигр перед кормлением. Это женадо такое придумать: он будет ловить Карамазова, а я должна сидеть тут и ждатьу моря погоды! Ну уж нет! Я, конечно, дала слово слушаться Кирилла, но тольконе сегодня. Сегодня я должна сама поймать этого негодяя, и я это сделаю. Дверьзаперта, замок я не выломаю, да и неудобно, буду шуметь, соседи услышат,милицию вызовут. На окне комнаты действительно у Кирилла была решетка, хоть идовольно хлипкая. Но вот кухня… Пройдя на кухню, я поняла, почему Кирилл неволновался, рамы были заперты на здоровенные старинные шпингалеты, которые всепроржавели. Открыть их не было никакой возможности.