— Еще вопрос! Еще вопрос! — раздались хором голоса желтой прессы, но на подмогу прибыли сотрудники пропускной системы, помогая личной охране Дубровского выталкивать на улицу незваных гостей.
— Вы любовники? Как вам удалось охмурить обеих женщин своего компаньона, господин Дубровский? — наглый журналист вырывался из крепких рук охранника, но не забывал выполнять свою работу. Его едкие вопросы, как яд просачивались в вены, причиняя боль. Я почувствовала себя униженной, словно на меня повесили клеймо, от которого теперь избавиться будет трудно. Костя нажал кнопку, и двери тут же, оповестив сигналом, начали закрываться. Мы игнорировали толпу, орущую всякие вопросы, которые доходили до безумства и неприличия. Словно вновь ушат с водой вылили на голову, и мне стало трудно дышать в замкнутом пространстве, пока мы поднимались на последний этаж. Разнервничавшись, прильнула лбом к крепкому плечу Дубровского, и мой мужчина обеспокоено повернулся, беря меня в крепкие объятия. Хмурится, рассматривая меня с ног до головы.
— Ты бледная, как поганка, — пытается шутить, но улыбка не касается глаз. — Как только разрешим сегодняшний вопрос, сразу едем в больницу.
Я удивилась, не соображая для чего мне еще больница, а потом ахнула.
— Костя, — выдохнула, накрывая его грудь своей щекой. Я слышала учащенное сердцебиение, которое должно было меня успокоить, но почему-то именно сейчас это не работало. — Ты должен был рассказать мне на какие жертвы идешь ради сохранения моего наследства. Черт! — выругалась я, отстраняясь. Дубровский настороженно уставился на меня. — Да к черту, это наследство! Пусть подавится, — развыступалась, махая руками. — Я не хочу, чтобы ты терял то, ради чего пожертвовал многим.
— Вика, — умиротворенно произносит мое имя, прикасаясь ладонями к моему лицу. Захватывает в чашу, поглаживая щеки большими пальцами. Пристально гипнотизирует взглядом, от которого внутри меня все плавится, а замкнутое пространство вовсе усиливает силу электрических искр, что витают в воздухе между нами. Я ощущаю его любовь к себе, чувствую тепло, что согревает мои вены. И мне хочется кричать, только чтобы Дубровский передумал отдавать компанию, чтобы сохранить мою. Мужчина ласково целует в губы, но не углубляет поцелуй, словно дарит глоток кислорода. Закрыв глаза, я отвечаю ему, захватив в кольцо крепкую талию. Низом живота ощущаю возбужденный член, но мужчина умело держит себя в руках. Дыхания сливаются воедино, как и души, что теперь не смогут друг без друга. Я не смогу без Кости… просто задохнусь, если наши пути вдруг разойдутся. У матери свои планы и своя месть за право владением империей, выстроенной отцом. Дубровский втягивает шумно воздух у моего лица, чувствуя аромат духов — его любимых, ванильных, как тогда в нашу первую встречу. Словно все повторяется, но теперь иначе. Абсолютно иначе. — Что бы ты не услышала сейчас — прошу, не верь ей, — пронзительно смотрит в мои глаза, внушая. — Ты дорога мне, и не потому, что за плечами миллионы, Вик. У меня их предостаточно, просто знай об этом. Мне нужна только ты, — вкрадчиво добавляет, продолжая цепляться за нить нашего притяжения.
— А как же твоя компания? — хмурюсь, накрывая его ладони, от напряжения на которых проступили вены. Я не могу представить Дубровского без его же империи. — Это ведь твоя жизнь… — говорю шепотом, хотя в лифте мы одни.
— Моя жизнь — это ты, и возможно, наш малыш, — сокрушает одним единственным откровенным признанием, от которого у меня подкашиваются ноги, но в крепких руках Кости я остаюсь стоять прямо. Он осторожно, с нежностью, обвивает одной рукой мою талию, прижимая к себе.
— Дубровский, это же пока неизвестно, — прячу глаза, боясь посмотреть на него, но мужчина не дает мне такой возможности. — Мне страшно, что будет дальше. Как мы выкрутимся из всех проблем, что свалились на головы. Из-за моей семьи, теперь страдаешь ты. Я не хотела всего того, что сейчас происходит, правда, — едва дышу, но говорю обо всех своих страхах.
— Посмотри на меня, — приказывает, в голосе проскальзывают ноты Дома. Затем сам направляет мое внимание на себя, удерживая указательным пальцем за подбородок. — Вика, я готов стать отцом. Готов взять всю ответственность за тебя, за нашего малыша. Никто не посмеет отнять то, что принадлежит мне, — отрывистым голосом проговаривает каждое слово, вселяя в него свою силу. И кажется, это касалось не только меня и ребенка, но и его компании. — Я знал твоего отца, когда стал с ним сотрудничать. Я влюбился в тебя в тот самый день, когда ты переступила порог моего кабинета и села рядом. Черт возьми, я готов был сорваться прямо на переговорах, но также не имел права делать подобного. Ты въелась мне под кожу, и мне до безумия хотелось выкрасть тебя, сделать своей. Только моей, — подчеркивает, вспоминая, что видел в клубе с другим. — Но не мог, Вик. И жалею. Очень. Сейчас же, я благодарен всем богам, если они есть, за право быть с тобой, даже если придется заплатить немаленькую цену. Евгения — коварная женщина, но не дальновидная. Разве что, может только сильно укусить. Наш развод станет быстрым, потому что он уже состоялся.
— Когда? Когда ты успел? — с удивлением посмотрела на улыбающегося Костю.
— На той неделе. Без участия твоей матери, Вик. Все было очень просто. Но…
— Всегда есть но, — закончила за него, поникнув.
— Есть, — согласно кивает, но чересчур спокойно и загадочно. — Просто будь рядом со мной. Не поддавайся на провокации своей матери. Сегодня мы все многое узнаем, что происходит на самом деле.
— Я хочу этого больше всего, — открыто признаюсь, в подтверждение кивнув головой.
— Значит так оно и будет, — сказал, как отрезал. И снова между нами повисла тяжелая пауза тишины. — Мы справимся, — сжимает руку, переплетая пальцы в замок. Дверцы лифта раскрываются, оповещая нас таким же скрипучим писком, как прежде….
Глава 36Мама не обошлась без своей делегации, которую приперла с собой. И теперь пять пар глаз уставились на нас с Дубровским, стоило переступить порог его кабинета. Вокруг круглого стола уже заняли места, и во главе моя мать, восседавшая на месте Кости. Она ухмыльнулась, окинув нас обоих своим циничным, критическим взглядом. Напряжение витало в воздухе, как и то, что все молчали, боясь нарушить тишину. Дубровский не растерялся, он фыркнул и отодвинул стул для меня, помогая присесть, а сам занял противоположное место прямо напротив матери. Заметив среди толпы опущенную голову Мирославы, почувствовала, что девушка здесь не спроста, и наверняка Костя тоже это уже понял. Вячеслав же был рядом с моей матерью, и по странному взглянул на меня, заметно подмигивая.
— Привет, красавица, — коварно искосил губы в ухмылку. Я просто проигнорировала его, продолжая сверлить сторону Мирославы. Она словно почувствовала на себе мой взгляд, и неуверенно подняла голову. В глазах боль, смешанная с отчаянием, будто бы ее посадили на сотни иголок и теперь испытывают на предел терпения. Мама тем временем демонстративно одернула Миру, что-то прошептав девушке на ухо, и та снова поникла.
