Потом в холод.
— Таня… — начала я.
Она обернулась. Снова улыбнулась. Ничего общего с материнской или сестринской ее улыбка не имела, ни сейчас, ни в прошлый, как я поняла задним умом, раз.
— Мне нужны твоя одежда, твой айди и твой гравискутер, — усмехаясь одним уголком рта сообщила Татьяна.
— Что? — растерялась я.
Что угодно готова была услышать, только не этакую чушь!
— «Судный день Галактики», — объяснила Татьяна с легкой жалостью в голосе. — Не смотрела?
Я качнула головой:
— Нет…
— Зря. Ну, впрочем, какие твои годы, еще посмотришь. Если доживешь.
— Так это ты! — внезапно озарило меня. — Это ты… мой кулон…
— Сделай гадость — на сердце радость, — оскалилась она, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Что ты наговорила Январю?! Что именно ты ему говорила?
Конечно, он не мог сам по себе вот так напасть на меня! Если бы не чувствовал себя правым отсюда и до края мира!
— Правду, — пожала плечами Татьяна. — Правду говорить легко и приятно…
— Какую еще правду?! — взвыла я, дергаясь вперед.
— Сиди где сидишь… девушка По, — короткий приказ хлестнул плетью.
Я вжалась в спинку сиденья, лихорадочно думала. Девушкой По меня впервые назвала жена нашего губернатора, чтоб его в свежие потроха с головой окунули, а дальше сплетня зажила своей собственной жизнью, но оперативно добраться от Нивикии к Таммеешу сама по себе она не могла. Сплетню привезли с собой. Или передали почтовым посланием. Те или та, кто отирался на Нивикии как раз перед моим отлетом оттуда.
— Ты не Татьяна, — выдохнула я открывшуюся передо мной горькую истину.
И сразу же вспомнились слова Января: «я не видел их — Криса с Татьяной! — полгода, ее с тех пор как подменили…» Не как, любимый мой человек, а реально подменили!
— Ну, почему же, — лениво выговорила моя похитительница. — Я — Татьяна… Так меня назвала мать при рождении.
— Значит, ты не та Татьяна!
— А вот это чистая правда. Не та.
— Зачем?! Кулон… зачем…
— Все просто, — деловито объяснила она. — Дракон получил солидный заряд душевного дисбаланса и не станет тебя искать в ближайшие дня три. Мужчины… что поделаешь… В полицию ты не обращалась. Ведь не обращалась же? Вот. А я ведь давала тебе шанс! Я же говорила тебе — пиши в полицию. Ты не написала. Какие обиды?
— Зачем я тебе сдалась?
— Зачем мне эксперт-лингвист по мертвому языку? — широко улыбнулась Татьяна. — Попробуй догадаться.
— Карта?
— Не только карта. Не только она, Элина.
— А что взамен?
Люди часто говорят, что наглость — второе счастье, и я попыталась уцепиться за эту аксиому, как утопающий хватается за соломинку.
— Я хорошо тебе заплачу.
О, как меня выбесил ее холодный тон, предложение оплаты — через губу, как подачку голодному животному, ее уверенность в себе, осознание превосходства надо мной в частности и над ситуацией в целом! Но, прежде, чем я успела выразиться на отборном чинтсахе-матерном, Татьяна разъяснила, какого рода монета мне предлагается:
— Заплачу тебе твоей же собственной жизнью. Как по мне, цена щедрая. Даже с переплатой.
— А какие гарантии? — я еще храбрилась, хотя с каждой минутой понимала все больше и больше, в какую яму угодила.
— Никаких, — мило улыбнулась Татьяна. — Договор на доверии. Ты же понимаешь, что я могу просто заставить?
— Пытать будешь? — кивнула я.
Она может. С ее-то паранормой. Я сама видела, с какой легкостью рождался огонь на ее пальцах.
— Ну, зачем сразу пытать-то, — с жалостью вздохнула Татьяна. — Что за гнилое воображение!
— Я не буду помогать тебе, — заявила я, откидываясь на спинку сиденья и скрещивая на груди руки.
— Куда ж ты денешься-то…
— Поясни, — я все еще не понимала.
— Например, у меня с собой гипнолигатор. Армейского образца, то есть не просто работающий, а — работающий качественно. Как тебе? Попробуешь на вкус? Или все-таки останешься хорошей девочкой?
Гипнолигатор. Меня ощутимо тряхнуло. Носителей телепатической паранормы контролирует их же собственная инфосфера, общее поле разума, объединяющее всех телепатов. Натуральнорожденного или парнормала-нетелепата с гипнолигатором в кармане не проконтролирует никто. Достать эту дрянь непросто, согласна. Наказание за нелицензионное ношение, не говоря уже о применении, безжалостно и неотвратимо. Но кому надо — достают. И не всех из них вовремя ловят.
— Страшно? — весело спросила Татьяна. — Бойся. И думай. Ты у нас девочка умненькая, думать будешь в правильном направлении.
— Почему? — спросила я.
— Я уже говорила. Я хочу жить…
— Разве ты не живешь?
Она совсем оставила управление, передав его автопилоту. Развернула ко мне ложемент водителя. Села, выпрямив спину. Дернула себя за волосы у виска и сказала:
— Это — краска, Разина. Под ней седина. Седина у нас — первый признак гормонального срыва, начало конца. Да, многие из нас живут до семидесяти сейчас. Даже до восьмидесяти. Но некоторым не везет, и они загибаются раньше. Я — из последних, мне сорок два, врачи дают мне еще четыре года. Может быть, пять. Или даже шесть, как повезет. Меня это не устраивает, знаешь ли. Как-то обидно. Тебе двадцать семь и впереди у тебя сто лет активной жизни, не меньше, а мне в гроб ложиться, не прожив и полвека. Не хочу.
— А как то, что ты делаешь, продлит тебе жизнь? — полюбопытствовала я, мне действительно стало любопытно.
На что она купилась? Это — реально или и ее обманывают, используя в своих каких-то целях?
— Долго рассказывать… И ты мало что поймешь.
— Расскажи, — попросила я. — Вдруг пойму. Сама сказала, что я умненькая.
— Хорошо держишься, — одобрила меня Татьяна. — Грешным делом, ждала воплей, соплей и истерики, а ты — молодец. Редкость среди гражданских…
Она замолчала, обдумывая, стоит ли мне говорить, и, если все-таки стоит, то что именно.
— Ну, хорошо. Слушай. Давно, лет восемьдесят тому назад… я тогда еще не родилась… жил на свете такой поганец по имени Шаттирем Шокквалем. Верно, жил он в пространстве Оллирейна. И очень его интересовали наши паранормы. Он хотел привить их на геном собственной расы. А для этого изучал пленных носителей паранорм… ведь тогда шла война, можно было хватать без оглядки и тащить к нему в лаборатории кого угодно. И творить там с ними, что угодно. На что фантазии хватит. Больше всего его интересовали дети. Растущие организмы… — Татьяна непроизвольно сжала кулаки, и на них проступило багровое пламя. — Я читала протоколы допросов, Разина, я читала материалы исследований, которые там велись, и это не твоя плюгавая археология, это — страшно, по-настоящему страшно!
