*
Все повторялось.
Я осознавала это со все нарастающим ужасом.
Сначала пришло легкое недомогание и постоянная усталость. Затем начались боли. А потом все стало так же, как в пошлый раз. Или еще хуже.
Айрын беспомощно развела руками. Аки вспомнил все настойки, которые он готовил для меня, когда я жила в Стае, и Курх воспроизвел их с точностью до последнего листочка. Но Волчий Пастырь мало смыслил в том, чем и как они должны помочь. Да и я не могла вспомнить, что говорила об этом мудрая волчица.
Курх, сам не свой, мерил шагами дом. Лита и Тар жались по углам.
На серединный мир свалилась иссушающая жара, вскоре перекинувшаяся и на наш уголок верхнего мира. Дышать было тяжело. Курх и Лита без конца меняли холодные компрессы, чтобы хоть как-то облегчить мое положение.
— И где сейчас мои холодные ладони, которые пришлись бы так кстати? — неловко шутил Курх, а я лишь обессилено клала голову на его плечо.
Все повторялось. Но больше всего меня пугало не то, насколько тяжело я опять вынашивала ребенка. Гораздо страшнее было отчаянное, загнанное выражение на лице Курха, его нежелание ни на миг покидать меня, и неестественная, жуткая засуха, выжигающая посевы и иссушающая источники.
Слишком уж это было похоже на то, что рассказывали мне Хранители про Лето Инари.
«Не хочу, не хочу, не хочу», — билось в голове.
Лишь одно примиряло меня с происходящим: ребенок, как мне казалось, развивался нормально. Я уже могла различать двойное биение сердца, его и моего, и чувствовать едва ощутимое шевеление. Курх клал мне ладонь на живот, и на краткое мгновение вертикальная морщинка на его лбу разглаживалась, и я видела потаенную радостную улыбку.
— Я слышу его, — говорил он почти восхищенно. — Сердце стучит.
— Значит, все будет хорошо, — отвечала я, не зная, кого из нас двоих мне больше хочется убедить в этом.
*
Курх, ненадолго отлучившийся в серединный мир, принес с собой ужасные вести. Смывая с лица и рук копоть, он рассказал, что сухая гроза, разразившаяся в предгорьях, привела к пожару, охватившему лес почти на день пути, и лавина огня катилась все дальше и дальше, пожирая все, до чего успевала дотянуться.
Это была настоящая катастрофа. Я в ужасе вскрикнула и тут же зажала руками рот, чтобы не пугать Литу. Словно откликаясь на мое беспокойство, живот болезненно потянуло.
— Сирим, — Курх отнял мою руку от лица, поцеловал побелевшие костяшки. Лицо его искривилось. — Я должен быть там, если я хочу помочь. Но одно твое слово, и я останусь. Я обещал, что не брошу тебя.
Я вздрогнула. Перед моим мысленным взором возникла полутемная изба в селенье Волков, и слова У го зазвучали в голове предупреждением.
«Я не Инари, — сказала я себе. — Не Инари».
— Лети, — ответила я мягко, но настойчиво. — Ты нужен своим людям, Курх.
— А как же ты? Тебе я нужен не меньше.
Я не могла возразить. Все мое существо не желало, чтобы он уходил. Мне было страшно оставаться одной, страшно за себя и нерожденного ребенка. Но удерживать Зимнего духа возле себя, когда там, внизу, погибают звери и люди…
— Курх, — я постаралась, чтобы голос мой звучал ровно, — я понимаю, что это непростой выбор. Мы с Литой и Таром справимся здесь без тебя столько, сколько будет нужно. Все будет в порядке.
— Нет, не понимаешь, — горько сказал он. — Мои дети… никто из них не приходит в этот мир легко. Именно поэтому я должен быть рядом с тобой сейчас, когда ты особенно уязвима.
— Я не Рута, Курх. Я не одна из тех жен…
Он не дал мне договорить.
— Одна из, Сирим? Моя последняя жена чуть не умерла родами! Ты чуть не умерла, Сирим! Думаешь, я хочу этого? Что если в этот раз все повторится? Что если меня не окажется рядом? Что если я не сумею вернуть тебя обратно?
Замолчав, он устало уткнулся лбом в мое плечо.
— Все будет в порядке, Курх, — шептала я. — Все будет хорошо.
Я вовсе не чувствовала, что убедила себя, но у меня хватило сил не показывать это.
Курх поднялся с кровати.
— Я вернусь сразу же, как смогу. Ты или Лита всегда сможете позвать меня, если что-нибудь случится.
— Конечно.
Перемолвившись парой слов с Литой, остававшейся за хозяйку, он обернулся вороном и растворился в воздухе. Девочка подошла ко мне сменить холодный компресс, а потом села рядом, комкая в руках теплую подсохшую тряпицу, которую сняла с моего лба.
— Я боюсь, мама, — прошептала она.
*
Я проснулась среди ночи. Сердце сжимало все нарастающее чувство тревоги. Я вглядывалась в тишину, прислушивалась к малейшему шороху, но не находила причины своего волнения. У печки беспокойно ворочалась Лита, Тар лежал в изножье её кровати. Курха не было.
И тут я различила его. Перезвон ледяных колокольцев.
Зов.
Тихий, едва слышный.
Предназначенный не мне.
Я забыла, как дышать, захлебнувшись рвущимся изнутри криком.
Резкий порыв ветра с улицы распахнул дверь, и на пороге возник Аки. Тар единым прыжком вскочил на лапы, ощерившись на нежданного гостя, вскрикнула Лита, прижимая к груди тонкое покрывало. А у меня слова застряли в горле, и расширившимися от ужаса глазами я смотрела, как Аки подходит ближе. На его лице я читала отражение своих страхов.
— Аки, Аки, Аки, скажи мне, что это неправда! Скажи, что я ошибаюсь! — скрюченными, побелевшими пальцами я вцепилась в край его рубахи.
Он покачал головой.
— Туман зовёт твоего сына, Сирии.
«Нет, нет, нет!»
— Мамочка! — Лита бросилась ко мне, сжалась в комочек, поскуливая от охватившего её страха. Аки поднял её с кровати и резко встряхнул. Голова девочки дернулась так, что я услышала, как клацнули её зубы.
— Соберись, малышка, — сказал он, ловя её испуганный взгляд. — Мне нужна твоя помощь. Если поторопимся, сможем спасти хотя бы твою маму. Слышишь меня?
Она кивнула, дрожа.
— Найди что-нибудь, во что я смогу закутать ее, — распорядился Аки.
Лита бросилась было к сундукам, но Тар уже нес в зубах широкое
покрывало.
— Еще нужны травы, но пока не знаю, какие точно. Знаешь, где мама с папой хранят припасы? Отличать умеешь?
Девочка кивнула.
— Я помогу, Аки, — я приподнялась на кровати, подзывая Литу. — Говори, что тебе нужно.
Аки называл, а я давала указания дочери. Лита носилась туда-сюда по дому, собирая травы вдвоем с Таром, который по запаху находил то, что забывала девочка. Аки завернул меня в покрывало и поднял на руки, стараясь держать как можно осторожнее.