– Итак, ты собирался рассказать мне о себе и Хёрсте?
– Разве?
– Да.
– Правду, только правду и ничего, кроме правды?
– Вроде того.
– Ну, мы сильно разругались в подростковом возрасте. Глупо, если оглянуться назад. Из-за девчонки, как это обычно и бывает.
– Девчонкой была Мэри Гибсон?
– Да.
Врать легко.
Бет отхлебнула виски.
– Не подумала бы, что она в твоем вкусе.
– Почему? Что ты подразумеваешь под «моим вкусом»?
– Я в том смысле, что она хорошенькая, но…
– Но что?
– Не пойми меня неправильно…
– Ладно.
– Я знаю, дерьмово говорить такие вещи об обреченном человеке и все такое, но она мне всегда казалась немного сукой.
Я был слегка ошеломлен.
– Ну, она может быть жесткой, если захочет.
– Я не о жесткости. Я о том, что она может быть сукой. Которая сделает для Хёрста что угодно. Я видела, как она однажды довела до слез учительницу на родительском собрании. В другой раз она заелась с матерью ребенка, обвинившего Хёрста-младшего в издевательствах. Эта женщина подрабатывала в сельсовете. На следующий день ее уволили.
Я нахмурился. Мэри была склонна к эмоциональным взрывам. А матери не всегда способны видеть недостатки своих детей. И все же это не было похоже на ту Мэри, которую я знал.
– Ну, полагаю, люди меняются.
– Не настолько.
– А я тогда был юным и глупым.
– А сейчас ты какой?
– Старый и циничный.
– Добро пожаловать в банду!
Нет, подумал я. Бет хорошо умела притворяться циничной, но я в это не верил. Я видел ее глаза. В них все еще оставался свет.
– Кстати, – произнес я, – ты так и не рассказала мне о себе.
Бет сморщила лоб.
– В смысле?
– Хочешь что-то изменить или просто не нашла работу в другом месте?
– Разумеется, кто бы этого не хотел? – Она раскинула руки в стороны.
– Значит, хочешь что-то изменить?
– Это собеседование?
– Нет, просто интересуюсь.
– Мной?
– Эмили Райан.
Лицо Бет изменилось. От мягкости в голосе не осталось и следа.
– Это ведь она была школьницей, о которой ты рассказывала? Той, что свела счеты с жизнью?
– Умеешь же ты испортить настроение.
– Ты сказала, что она была твоей ученицей. Но, когда она умерла, ты здесь еще не работала.
– Справки наводил?
– Просто зови меня Коломбо.
– Мне приходят на ум другие имена. И я не обязана тебе обо всем рассказывать.
– Верно.
– Я едва тебя знаю.
– Верно.
– Ты, даже соглашаясь, способен, на хрен, вывести человека из себя.
– И это тоже…
Бет выставила руку:
– Ладно. Ты прав. Эмили не была моей ученицей. – Пауза. – Она была моей племянницей.
Помолчав, Бет продолжила:
– Моя сестра была на несколько лет старше меня. Отца у нас не было, а мама не слишком-то о нас заботилась. Так что мы были близки. Мы выросли в Эджфорде. Знаешь о таком?
– Слыхал. Не лучший район Ноттингема.
– В общем, Карла – моя сестра – забеременела в довольно юном возрасте. Папы у малышки, по доброй семейной традиции, не было, но Карла стала замечательной мамой. Она растила Эмили, учась на медсестру. Эмили была чудесным ребенком. Да и подростком стала нормальным.
– Нечасто такое бывает.
– Я работала в школе в Дерби, потому не могла часто их навещать. Но мы с Эмили переписывались эсэмэсками и общались в «Фейстайме». Она несколько раз ко мне приезжала. Мы ходили по магазинам, кинотеатрам и все такое. Наверное, я была классной тетушкой.
– Ну, для того классные тетушки и нужны.
Бет слабо улыбнулась.
– Не пойми меня неправильно: как и у любой тринадцатилетней, у нее иногда случались приступы скверного настроения, но обычно с Эмили было приятно находиться рядом. Она была умной, веселой и любознательной.
Мое сердце слегка кольнуло. Я задумался о том, каким подростком стала бы Энни. Шумным, общительным, веселым и спортивным? Или ушла бы в себя, как многие из нас в этом возрасте?
– Затем Карла получила работу. Хорошую работу. Они переехали. Эмили пришлось сменить школу.
– Дай угадаю: они переехали в Арнхилл?
Бет кивнула.
– Работа была в больнице в Мэнсфилде. Арнхилл располагался неподалеку, дома были недорогими, а школа находилась в шаговой доступности. Решение казалось разумным.
Большинство плохих решений вначале кажутся разумными.
– Переходить в другую школу – это тяжело, когда тебе тринадцать, – сказал я.
– Поначалу казалось, что все хорошо…
– Но?
– Все было слишком идеально. Сам знаешь – если все чертовски хорошо, то долго так продолжаться не может.
– А что говорила твоя сестра?
Бет вздохнула.
– Она этого просто не замечала. В смысле, не пойми меня неправильно – она души в дочурке не чаяла. Но, похоже, она просто не видела проблемы. Или не хотела ее видеть.
Я кивнул. Мы вечно слишком заняты, слишком отвлечены повседневными делами вроде работы, оплаты счетов и ипотеки, походов по магазинам. Мы просто не хотим смотреть глубже. Не хотим, потому что боимся. Нам хочется, чтобы все было хорошо и идеально. У нас просто не хватает душевных сил на случай, если это окажется не так. Мы открываем глаза только тогда, когда происходит что-то непоправимое. А тогда уже слишком поздно.
– Ты пыталась поговорить с Эмили?
– Пыталась. Даже приезжала, чтобы с ней увидеться. Свозила ее в пиццерию, как в старые добрые времена. Вот только это было уже не то.
– В смысле?..
– Допили уже?
Мы оба подняли глаза и увидели Лорен.
– Эм-м, да, спасибо, – сказал я. – Можно еще парочку?
– Вроде того, – кивнула она и зашагала обратно к барной стойке.
Бет взглянула на меня.
– Должно быть, ты и правда ей нравишься. Она обслуживает далеко не каждый столик.
– Мое природное обаяние. Так на чем ты остановилась?
Лицо Бет вновь помрачнело.
– Мы поехали в ее любимую пиццерию, но она ела мало. Она была в скверном, язвительном расположении духа. Была не похожа на саму себя.
