Вход в тюрьму широкий, а выход узкий.
Пословица 28 лет назад
О своей беременности Клара узнала уже в следственном изоляторе, где ждала суда. Ей было плохо, мучил токсикоз, и она целыми днями лежала на кровати, повернувшись к окну. Клара смотрела в окно и думала, что вот так несколько минут могут изменить всю жизнь. Еще вчера она была женой успешного человека, могла радоваться жизни, заботиться о дочери и муже, готовить утром завтрак и разливать по чашкам крепкий чай. А сегодня у нее ничего нет — ни семьи, ни мужа. Ей надо было наплевать на то, что говорила Прасковья из лучших побуждений. Она просто сорвалась, устала и не вынесла душевного напряжения. Что с ее Сашенькой? Справится ли с ней Паша? Будет ли оберегать здоровье дочки? И самое главное, доживет ли Сашенька до возвращения из тюрьмы своей матери? Кому она нужна будет со своим ребенком, отец которого, врач Игорь Петрович Потехин, просто пожалел ее как женщину?
— Тебе лет пятнадцать вкатят, — говорила знающая Света. — За убийство много дают.
Ее соседка по СИЗО Светлана была не уголовница, не блатная, с высшим инженерным образованием и на воле занималась недвижимостью. Сейчас она тоже ждет суда по статье сто пятьдесят девять — мошенничество.
— Надо искать смягчающие обстоятельства. Вот ты его с бабой застала, и то, что произошло, это как пить дать в состоянии аффекта, то есть в результате сильного душевного потрясения. Я тут в Уголовном кодексе уже поднаторела. Твои действия были вызваны аморальным поведением мужа. Он, гаденыш, с чужой бабой в постель прыгнул. Таких точно надо давить!
— Мне уже все равно, — ответила Клара.
— Это ты сейчас говоришь, у тебя апатия временная. Жизнь в тюрьме не кончается. Адвокат у тебя хороший?
— Не знаю. Наверное, хороший.
— Что ты заладила, Кларисса, не знаю, не знаю, — Света пыталась ее вывести из упаднического состояния. — Пора знать. Анализируй, настраивайся, что ты будешь говорить про душевное волнение, это важно.
— Я беременна.
— Вот это да! Ну, считай, что тебе повезло, Кларисса! Беременность — самое что ни на есть смягчающее обстоятельство.
— Да уж повезло, лучше не бывает!
— Беременным всюду послабления! Главное здесь — не озлобиться и не мстить.
— Мне некому мстить.
— А девахе, которая с мужем в постели кувыркалась?
— Я ее не помню.
— Ты хочешь сказать, что не свернула ей шею?
— Мне кажется, что она убежала, не помню.
— А почему ты убила не ее, а его? Надо было и ей отомстить. В следующий раз так и сделай.
Клара заулыбалась. Может, и правда жизнь не кончается?
— В следующий раз — непременно.
Клара села на койке и впервые обратила внимание на то, что вокруг расставлены фотографии родных и близких сокамерниц. Женщины в СИЗО оставались женщинами и по возможности старались обустроить в камере уют и украсить быт. «А у меня нет ни одной фотографии Сашеньки, надо потом попросить Таню или Пашу, чтобы передали мне фото дочери».
— Кларисса, давай будем с тобой семейничать. — Предложение Светланы не носило никакого подтекста, так бывает, когда в СИЗО женщины на соседних шконках ведут совместное хозяйство, делятся передачами.
— Света, спасибо, но мне передачи не светят. Мне некому их носить.
— Кларисса, держи хвост пистолетом, давай, двигайся сюда. — Света заняла ей место, потому что началось одно из лучших камерных развлечений — гадание. В камере гадали на нарисованных картах, которые, конечно, были запрещены. Клара наблюдала за манипуляциями старой женщины, которая чувствовала себя здесь вольготно, и невольно залюбовалась и ловкостью рук, и теми рассказами, которыми женщина сопровождала свое гадание. Кларе вдруг очень захотелось, чтобы ей погадали, она должна хоть немного представлять, что ждет ее впереди.
— А вы можете мне тоже погадать?
— А-а, это ты, новенькая? Убийство в состоянии аффекта?
— Да. Можно сказать, что я новенькая.
— Ну, давай попробуем.
Она взяла Клару за руку, закрыла глаза и что-то послушала, потом смешала карты и сказала Кларе:
— Тяни! Тяни десять карт, одну за другой. Ну что я тебе скажу, новенькая. Жизнь у тебя несладкая была, друзей не было, муж тебя никогда не любил. Здесь ты пробудешь недолго, но душа твоя не успокоится и на воле.
— Как вас зовут? — спросила Клара.
— Зовут Наташей.
— Красивое имя.
— Ты можешь назвать свою дочку Наташей, только будь с ней все время рядом, она будет твоей защитницей.
— У меня будет дочка?
— Я редко ошибаюсь. Я сказала тебе больше, чем могла.
— Мне нечем с вами расплатиться, у меня нет денег, нет связей.
— Я знаю, наша почта хорошо работает. Ты сильно сглупила, мужчины не стоят наших слез. Тебя будут ждать на воле?
— Не знаю, мне некому помочь.
— Я могу помочь тебе позвонить на волю.
— Мне, позвонить? — Она даже не предполагала, что такое возможно. — Пожалуйста, помогите мне, мне очень, очень нужно позвонить, у меня остался больной ребенок, больная дочь. Она у чужих людей. — Материнское сердце — вещун, чуяло беду.
— Ну ты даешь, Кларисса! Как тебе удалось очаровать Наташу? Она тут старшая и всех держит, — удивилась Света.
Позвонить Кларе действительно удалось.
Сначала она набрала номер домашнего телефона Прасковьи, и то, что она от нее услышала, отбило всякое желание звонить кому бы то ни было еще.
— Как там Сашенька, что с ней? Как вы справляетесь?
Ей казалось, что голос Прасковьи звучал в телефонной трубке глухо и без эмоций.
— Саша умерла два дня назад, инсульт.
— Как умерла? Инсульт? Ее уже похоронили?
— Да, сегодня.
— Спасибо, Паша. Я думаю, что ты сделала все как надо. Ты покажешь мне потом могилку.
