В монархическом правлении государь трояким образом может узнать истину и состояние своего народ: 1) мешаясь тайно и явно среди самого народа, лично прислушиваясь к его голосу и нуждам и допуская к себе всякого. Так делали Петр Великий, Гарун-Аль-Рашид и последний турецкий султан Махмуд. 2) Дозволяя приближаться к себе всякому в определенном месте, приглашая к себе иногда людей, находящихся вне сферы придворной. Так делали Екатерина Великая и покойный император австрийский Франц. 3) Дозволяя писать к себе каждому и читая подобные письма, а в случае поразительной несправедливости рассматривая дела и подвергая строгому наказанию виновных. Так делали Петр Великий, Павел I и покойный прусский король, который всякий день посвящал несколько часов на прочтение подобных писем и оставил по себе память отца и благодетеля народного.
Покойный император Александр I, возложа управление гражданскими делами на графа Аракчеева, воспретил всякий к себе доступ: зло росло медленно, но постоянно и обнаружилось взрывом 14 декабря. У престола вашего императорского величества нет ни одного избранного, но зато несколько человек, окружающих вас, составили ограду, чрез которую никакие злоупотребления вам не видны, и голос угнетения и страданий вашего народа не слышен. Скорее можно достичь до престола Царя Небесного, чем до престола царя земного, так говорит народ ваш, и говорит истину. Именем вашего величества воспрещено приближаться к вам и подавать прошения во всех пределах империи. Я не верю, чтобы вы знали об этом запрещении: это остаток повелений предшествовавшего правления, остаток, которого последнее действие было разыграно на Сенатской площади. Это воспрещение в буквальном смысле значит: сильный делай что хочешь, а слабый не смей на него жаловаться; и к кому обратиться угнетенному? К министрам? Но они всегда отвечают, что не мое дело, и, составляя между собою союз наступательных и оборонительных действий, не выдадут один другого. К комиссии прошений? Но она по многим предметам не может входить в рассмотрение, а по которым должна, не хочет, боясь борьбы с сильными. Она всегда плыла по ветру и держалась того берега, который греет солнце и изобилен земными благами: ей тепло и сытно, а народу и холодно, и голодно.
С ранней молодости моей служа под личным начальством вашего императорского величества, существуя вашими благодеяниями, я не имел столкновения ни с какими властями, не испытал ни от кого никаких неприятностей. Едва знаемый кем-либо из окружающих вас, и то по слуху, я могу и должен быть беспристрастен: дела с их делателями представляются мне в настоящем виде и свете, ибо я стою с ними в уровень, смотрю на них своими глазами, прислушиваюсь к голосу народа своими ушами. Итак, положа руку на сердце, я приступаю к обозрению причин общественных бедствий. Для ясности положения, разделяем по ведомствам, имеющим ближайшее влияние на судьбу империи.
Министерство государственных имуществ
При учреждении сего министерства вы мыслили улучшить благосостояние казенных крестьян, но с самого его учреждения оно приняло характер разорения, и положение крестьян не только не улучшилось, но бедность их достигла высочайшей степени, и не от неурожаев, на которые слагают вину, но от самого устройства министерства и от его действий. Государь! Участь этих миллионов несчастных, участь детей ваших, за весь кровавый труд не имеющих куска хлеба, но все-таки обожающих вас, заслуживает вашего воззрения. Сердце обливается кровью, смотря на эту толпу несчастных, год от года приходящих в худшее состояние.
Устройство министерства. Из одного департамента Министерства финансов вдруг выросло три департамента, несколько канцелярий, полсотни палат, сотни окружных управлений, так что вместо ста двадцати прежних управлений явилось более 1500. Подобное умножение чиновников во всяком государстве было бы вредно, но в России оно губило и губит империю. Что оно губило Россию — может удостоверить следующий манифест императрицы Екатерины I:
«Умножение правителей и канцелярий во всем государстве не только служит к великому отягощению штата, но и к великой тягости народной, понеже вместо того, что прежде к одному адресоваться имели, ныне к десяти и более. А все те разные правители имеют особые канцелярии и канцелярских служителей, и каждый по своим делам бедный народ волочит, и все те правители и канцелярские служители пропитания своего хотят, умалчивая о других беспорядках, которые от бессовестных людей к вещей народной тягости ежедневно происходят и происходить будут» (Поли. собр. зак., т. VII, Манифест 1727 г., февр., 24, пункт. 6, № 5017).
Эта истина высказана сто лет тому назад, когда простота нравов требовала одного пропитания; следовательно, что же ныне, когда роскошь и разврат овладели всеми чувствами, поработили сердца и понятия? Теперь стремятся не к пропитанию, но к обогащению, что губит Россию в настоящее время. Этому доказательство — бедственное состояние государства, происходящее от недостатка административного устройства, производящего множество чиновников, желающих обогащения, а от сего нет правды в суде, нет истины в делах — одна корысть и угнетение. У нас каждый министр, для доказательства важности своего управления, старается об учреждении множества департаментов, комиссий и канцелярий, наполненных множеством чиновников, не понимая, что это доказывает его незнание дела и что от этого управление идет гораздо хуже, по весьма простой истине, устройством мира нам указанной: чем более предметов окружает движущееся тело, тем движение его медленнее и неправильное. От этого множества мест рождается и другое зло для успешного хода дел: бесконечная переписка (с учреждения Министерства государственных имуществ открылись три бумажные фабрики), отчего теряется внимание к самому существу дела, которое уже становится посторонним предметом, а очистка бумаг — главным, дабы для блеска отчетов можно было сказать: поступило несколько десятков тысяч, все решены, а как решены, это известно одному только Богу, ибо Он только один видит слезы и слышит вздохи несчастных.
Действия министерства. Первым действием министерства было описать, что подлежит его ведомству. Это прекрасно, но ежели это считали необходимым, то должно было о причине такой меры опубликовать установленным порядком. Казенные крестьяне, не зная предварительно цели и намерений правительства, думали, что у них отберут их имущество; владельческие крестьяне, напротив, по внушению злонамеренных людей, видели в этом желание правительства избавить их от власти помещиков, это столкновение ошибки со стороны властей и ложного понятия крестьян произвело пожары и убийства. Виновато начальство, а расстреливали людей им вовлеченных в преступления. Вторым действием министерства было взыскание недоимок. Местные начальства, желая показать выслугу перед высшими властями, продавали все имущество крестьян и этой мудрою мерой привели их к разорению: нет скота, нет хлеба, бедность сделалась всеобщей и может быть надолго. Еще лучше, при взыскании податей многие употребляют систему, бывшую в Турции (и там, как разорительную, брошенную): в селении зажиточный крестьянин платит подати за бедных, имея право сам взыскивать с них им заплаченное; отчего все стали равные: все нищие, и ежели есть богатые, то их очень немного и это богатство — последняя кровь, высосанная у несчастных.
Огромность министерства требует огромных издержек, почему на расходы местных управлений сбирается по два и более рубля с души. Этот налог и при хорошем состоянии крестьян был бы тягостен, а теперь до невероятности обременителен. Надо знать, что наш крестьянин, едва имея насущный хлеб, платит государству более даже английского фермера, которого благосостояние до крайности развито и защищено законами. У нас один платит за троих и более умерших, малолетних и поступивших в рекруты сверх сего несет отяготительные повинности: подводную, постойную и рекрутскую; следовательно, всякое увеличение налогов, прямых и даже косвенных, есть источник конечного разорения. Ко всему этому должно повторить слова именного вышеупомянутого указа: «Управляющие пропитания своего хотят», — и тогда откроется настоящая картина состояния крестьян.
