3 февраля 48-й танковый корпус генерала Ворманна сделал первую попытку прорваться через внешний фронт окружения на участке 53-й армии 2-го Украинского фронта в районе Ново-Миргорода. Атаки немецких танков были отбиты. Тогда Ворманн произвел перегруппировку и нанес удар по 40-й армии 1-го Украинского фронта. Чтобы сдержать натиск противника, которому удалось вклиниться в оборонительные порядки советских войск, координировавший действия обоих фронтов маршал Г.К. Жуков ввел в сражение 2-ю танковую армию. Что касается немецкого 3-го танкового корпуса, то он еще не завершил сосредоточение.
9 февраля советское командование направило генералу Штеммерманну ультиматум. Командир 42-го армейского корпуса записал в дневнике: «Генералы Жуков, Конев и Ватутин прислали эмиссара, русского подполковника, который приехал с водителем, переводчиком и горнистом к позициям оперативной группы Б, чтобы передать мне и Штеммерманну условия сдачи в плен. Его угостили шампанским и сигаретами, но ответа не дали». В тот же день была получена радиограмма из штаба Манштейна, в которой давалось указание прорываться из окружения самостоятельно, ввиду затянувшейся перегруппировки деблокирующих войск. Датой начала прорыва определялось 12 февраля. Но генерал Либ считал установленную дату нереальной: «Штаб армии настаивает на том, чтобы мы начинали прорыв 12 февраля. Как бы нам этого ни хотелось, мы не сможем уложиться в такой срок. В этой грязи пехота не способна проходить больше тысячи ярдов в час»[163].
На подготовку к прорыву потребовалось шесть суток. В ночь с 16 на 17 февраля окруженные немецкие войска нанесли удар в юго-западном секторе котла, в общем направлении на Лисянку. В советской обороне была пробита брешь. Дальнейшие события отечественные и немецкие источники описывают по-разному. Согласно мемуарам Г.К. Жукова: «Все утро 17 февраля шло ожесточенное сражение по уничтожению прорывавшихся колонн немецких войск, которые в основном были уничтожены и пленены. Их попытка прорыва была отбита 27-й армией С.Г. Трофименко и 4-й гвардейской армией 2-го Украинского фронта. Лишь части танков и бронетранспортеров с генералами, офицерами и эсэсовцами удалось вырваться из окружения»[164]. А вот что писал Манштейн: «В ночь с 16 на 17 февраля в 1 ч. 25 мин. пришло радостное известие о том, что первая связь между выходящими из окружения корпусами и передовыми частями 3-го танкового корпуса установлена.
Противник, находившийся между ними, был буквально смят»[165]. Так что же в действительности произошло в черкасском котле?
Утерянный второй Сталинград
Прежде всего советское командование допустило ту же ошибку, которая имела место под Сталинградом. Но в обратном смысле. Если численность окруженных войск Паулюса оценивали в 7–8 дивизий, а их оказалось 22, то группировку Штеммерманна определяли в 11 дивизий, тогда как на самом деле их было в два раза меньше. Точный перечень окруженных немецких частей выглядел следующим образом: 11-й армейский корпус в составе 57-й, 72-й, 389-й пехотных дивизий, 42-й армейский корпус в составе 88-й и 112-й пехотных дивизий, плюс приданные 11-му корпусу 5-я танковая дивизия СС «Викинг» и бельгийская добровольческая бригада СС «Валлония» двухтысячного состава. Таким образом, всего в черкасском котле находились пять пехотных, одна танковая дивизии и отдельная пехотная бригада СС, в рядах которых насчитывалось около 40 тыс. солдат и офицеров. Поэтому вызывают сомнение приводимые A.M. Василевским цифры: «Ожесточенные бои по ликвидации корсунь-шевченковской группировки продолжались до 18 февраля. В ходе этих боев 55 тыс. вражеских солдат и офицеров было убито и ранено, более 18 тыс. взято в плен»[166]. Все это тем более сомнительно, что пехотные дивизии обоих немецких корпусов были измотаны предшествующими боями и не имели штатного состава.
Вероятно, советское командование оказалось введено в заблуждение упомянутой Г.К. Жуковым трофейной картой за 24 января 1944 года. На ней была обозначена так называемая оперативная группа Б, которую в советских штабах приняли за корпус. В действительности таким образом именовалась 112-я пехотная дивизия из корпуса Либа. Его командир с удовлетворением отмечал в дневнике: «Неплохо: они думают, что мы сильнее, чем мы есть»[167]. Однако это обстоятельство играло скорее положительную роль, нежели отрицательную. Принимая дивизию за корпус, советское командование стянуло к котлу многочисленные подкрепления. Что только усугубляло и без того тяжелое положение окруженных. Оставалось только уничтожить противника мощным прессингом многократно превосходящих сил.
Руководивший операцией по ликвидации черкасской группировки маршал Жуков докладывал в Ставку о том, что противник фактически сломлен. В телеграмме от 9 февраля было сказано: «По показанию пленных, за период боев в окружении войска противника понесли большие потери. В настоящее время среди солдат и офицеров чувствуется растерянность, доходящая в некоторых случаях до паники»[168]. Обстановку на 14 февраля он оценивал так: «Солдатам, офицерам и генералам немецких войск стало ясно, что обещанная им помощь не придет. По рассказам пленных, войска охватило полное отчаяние, особенно когда им стало известно о бегстве на самолетах некоторых генералов»[169]. Генерал Либ несколько иначе видел состояние боеготовности своих подчиненных: «Осмотрел 110-й гренадерский полк и оперативную группу Б. Моральное состояние войск хорошее. Рацион достаточный. Сахара, колбас, сигарет и хлеба хватит, чтобы продержаться еще десять дней»[170]. Фактическим подтверждением его мнения служили контрудары, нанесенные корпусом в направлении Богуслава, южнее Стеблева и на Шендеровку. Впечатление советского командования от этих действий 42-го немецкого корпуса было таково, что Г.К. Жуков в упомянутой выше телеграмме Сталину от 9 февраля докладывал: «По данным разведки, окруженный противник сосредоточил главные силы в районе Стеблев — Корсунь-Шевченковский». А истинные намерения немцев прояснились тремя днями позже, когда главный удар они нанесли в противоположном направлении, сбили с позиций части 27-й армии, захватили Шендеровку, Хилки и Новую Буду. Овладение этими населенными пунктами имело крайне важное значение в связи с предстоявшим прорывом на юго-запад, в сторону Лисянки.
Расчет немецкого миномета занял позиции у подбитого и брошенного Т-34–76. Осень 1942 г.
