Дверь отворилась. В глубине комнаты звучала тихая музыка. Глеб стоял на пороге.
– Проходите, Федор Филиппович. Генерал вошел и замешкался в прихожей.
– Я вам помогу, – предложил Глеб, забирая пальто и кепку у генерала Потапчука.
Тот безропотно отдал пальто, кепку и прошел в комнату. Сразу же подсел к низкому журнальному столику, на котором стояли кофейник и две чистые чашки. Сигарета дымилась в пепельнице. Генерал вытащил из кармана пачку и тоже закурил.
Глеб закрыл дверь, уселся напротив генерала. Музыку выключать не спешил, она звучала чуть слышно – прозрачно и тонко, как журчание чистой воды.
– Ты, наверное, уже все знаешь?
– Да, но не в деталях, – сказал Глеб, разливая кофе. – Об убийстве даже в новостях сообщили, ясное дело, что без подробностей.
Генерал Потапчук жадно курил.
– Которая сигарета за сегодняшний день?
– Вторая.
– Неплохо, думал, сорветесь.
– Вторую пачку начал, – зло уточнил Федор Филиппович.
– Плохо, совсем себя не жалеете.
– А чего жалеть? Дурак я старый, меня провели как мальчишку.
– Этого и следовало ожидать.
– Ты знал, что будет именно так?
– Не знал, но мог предположить.
– А если мог, то почему не предупредил?
– Не был уверен. Я же говорил, что активизировались профессионалы. Кто-то среди ваших, генерал, их информирует, и они знают почти о каждом вашем шаге. Может, вы сейчас сидите у меня, а им и это известно.
– Вот это невозможно, – резко бросил Потапчук, уже начиная злиться. Да и связи между Смоленским и Комовым не существует.
– Почему вы так думаете?
– Действовали разные люди. Да о тебе и не знает никто, кроме меня.
– Они-то знают о моем существовании, пару раз я чувствовал, что за мной следят. Тогда мне показалось, что это ваши люди. Сейчас понимаю – это они.
– Кто – они?
Глеб передернул плечами, сделал глоток дымящегося кофе.
– Они, генерал.
– Ты о них говоришь, как о неких инопланетянах, словно они не люди, словно они не могут ошибаться. Словно у них рассчитан каждый шаг.
– Может, и не каждый, но действуют они по расчету, а не по наитию.
– Тогда опустить крылышки и сидеть?
– Нет, – твердо сказал Глеб, – действовать надо по наитию. Только подобное поведение может сбить их с толку, заставит сделать неверный шаг. А тогда…
– И как же?..
– Я чувствую, что убийство Комова все-таки как-то связано со смертью Смоленского, и надо искать, кому мог академик передать то, что хотел на время скрыть.
– Я не уверен, что связь существует, – на лбу у Потапчука вновь выступили бисеринки пота. Глеб это заметил.
– Вам, Федор Филиппович, следует успокоиться.
– Стар я уже стал, нервы ни к черту, сдают на каждом повороте.
– Что говорит начальство?
– Ничего оно не говорит, кричит и нервничает – вот и все, что оно может сделать.
– А вы что предполагаете делать?
– Если б у меня был четкий план, если бы я мог прикинуть схему, логику их поведения, то тогда я бы знал, что предпринять. Полковник Комов был у меня основным узловым моментом, я на него сильно рассчитывал, а получилось скверно.
– – Профессионал действовал, да?
– Судя по всему, да, с одного выстрела в затылок.
– Оружие проверили?
– Баллисты говорят, оружие чистое.
– Отпечатков, конечно же, нет?
– Разумеется. Вот отчет – читай. Глеб внимательно просмотрел отчет.
– Мужчину, который стрелял, никто не видел?
– А откуда ты знаешь, что это мужчина? – спросил генерал.
– Я предполагаю.
– На чем-то же твои предположения держатся. Обувь мужская, но размер средний – сороковой.
– Чердачное окно находится довольно высоко от пола. Подставку стрелок не использовал. Если стреляла женщина, она должна быть высокой, не менее метра восьмидесяти пяти, такую женщину, один раз увидев, трудно забыть.
– У тебя как-то все просто, по полочкам раскладываешь.
– Что мне остается?
– Заниматься гибелью Смоленского. Забудь о Комове. Почему ты думаешь, что Смоленский оставил ключ к загадке?
– Мне так кажется. Смоленский девять лет назад сделал свое открытие. Незадолго до гибели усовершенствовал его.
– Да уж, сделал… Только мы не знаем, что он усовершенствовал.
– Диск ничего не дал?
– Как ты и предполагал, на нем не шифровка, а хаотично выбранные куски текста.
– Умен был академик Смоленский, тут уж ничего не скажешь, – улыбнулся Сиверов. – Вы, генерал, пейте кофе. Я его приготовил некрепким.
– Я сегодня столько кофе выпил, что, мне кажется, скоро он из ушей польется.
– Чай? Минералку?
– Жидкости не хочу. Если нальешь граммов сто коньяку, буду признателен. Хотя и он – жидкость.
– Налью, – сказал Глеб.
Глеб поставил на стол бутылку с коньяком, вытащил из маленького холодильника тарелочку с нарезанным лимоном. Плеснул в один бокал немного коньяку.
– Сам не будешь? – спросил генерал.
– Для спиртного еще рано, – сказал Сиверов.
– Самое оно.
– На здоровье, Федор Филиппович.
– Какое, к черту, здоровье, нервы не на месте! – генерал сделал глоток. – Коньяк хороший.
– Неплохой, – ответил Глеб, – из старых запасов. Когда старую мансарду громили, коньяк уцелел, вот он вам и достался.
– Выпил, и отпустило.
– Выспаться вам надо, Федор Филиппович, это, во-первых, и, наверное, самое важное. Сколько вы уже не спите?
– Вторые сутки.
– Вот видите! Сон – лучшее лекарство, вы сами мне об этом твердили.
– Когда?
– Не помню уже. Часто, Федор Филиппович, повторяли.
– Все ты помнишь, все у тебя учтено.
– Не все.
– Я, между прочим, на тебя рассчитываю.
– И правильно делаете, хотя пока я не знаю, чем вам помочь. Нет у меня четкой версии, одни обрывки, фрагменты, кусочки, которые пока ни во что толковое не складываются.
– Все, Глеб, это мое последнее дело. Я сегодня ходил по кабинету, метался от стены к стене, как заключенный в одиночке, и понял: сдаю, соображать медленно стал, ошибаться. Пора на покой.
