– Было так мило с вашей стороны пустить нас укрыться, – сказал Людовик.
– Ваше величество, это был самый счастливый день моей жизни.
Она конечно же льстила ему, но как трогательно и невинно! Она приводила короля в восторг, и теперь, когда он вспомнил, он не боялся, что если она снимет маску, то в ее лице вдруг обнаружится какой-нибудь изъян. Эта молодая дама была одной из самых прелестных из всех, каких он когда-либо видел.
– Меня так восхищали ваши кареты, – сказал ей король.
– Так ваше величество обратили на них внимание!
– А разве на них можно не обратить внимание?
– Если бы я только знала…
– Это был бы самый счастливый день вашей жизни, – беззаботно передразнил ее король. Кожа на ее шее чуть покраснела, и он добавил: – Простите меня. Я… пошутил.
– Ваше величество просит прощения у меня! Она, без сомнения, была очаровательна. И как она отличалась от дорогих его сердцу мадам де Шатору и мадам де Винтимиль! Больше похожа на мадам де Майи, но в тысячу раз милее!
– Расскажите, как вы сюда попали? – спросил король.
– Мне достал приглашение господин де Турнегейм.
– Я очень доволен месье Ленорманом де Турнегеймом.
– О… – Она не договорила, и весь облик ее выразил печаль.
– В чем дело? – спросил Людовик.
– Я вспомнила, что ваше величество – самый любезный человек во Франции. С моей стороны было бы глупо считать, что все те милые слова, что вы сказали мне, были адресованы мне… только мне.
Людовик осторожно коснулся ее руки.
– Если вы посчитали, что они только для вас… скажите, это был бы?..
Незнакомка засмеялась. Это был восторженный непринужденный смех. Она улыбалась, и были видны ее великолепные белые зубы.
Она запрокинула голову, и Людовику предстала ее красивая шея, белая как молоко, сильная, но изящная.
– Да, это был бы самый счастливый день в моей жизни, – дерзко ответила она.
Многие услышали смех, и Людовик заметил, что на них смотрят. Пока ему придется остановиться. Он знает, кто она. Приключение сегодня не может продолжиться, так как королю нужно присутствовать на балу до самого конца, то есть до утра.
– Пришло время снять маску и отправиться к гостям, – сказал он.
Людовик покинул охотницу. Он снял маску. Гости на мгновение замолчали, потом начали кланяться и делать реверансы.
– Приказываю всем снять маски, – сказал Людовик.
Все подчинились, и танцевавшие, посмотрев на своих партнеров, удивленно закричали, одни притворно, другие искренне.
– Прошу вас продолжать веселье, – улыбнулся король и взмахнул рукой. Он повернулся к прекрасной молодой даме, которой и сделал изящный комплимент по поводу костюма.
Потом он бродил по залу, то и дело останавливаясь с кем-нибудь поговорить. В основном это были женщины, очаровательные и красивые.
Жанна Антуанетта увидела, что король приближается к ней, и у нее от волнения перехватило дыхание. Когда он был в маске, говорить с ним было гораздо проще. Сейчас ей было страшно. Она боялась сделать один неверный шаг, который разобьет ее мечту.
Людовик улыбнулся ей так, словно во всей толпе видел только ее одну. Но она поняла, что этот взгляд – секретное оружие очарования короля. И совсем не важно, смотрит ли он так на самого скромного солдата во время боя или на самую честолюбивую женщину Версаля.
– Мадам… – обратился к ней он.
И она сразу задрожала, чтобы скрыть это, она сделала глубокий реверанс. Тут же ее одолели сомнения, не присела ли она слишком глубоко? Версаль таил в себе много ловушек для тех, кто не был знаком с тонкостями этикета. Нужно было всегда быть настороже.
– Вы опасная охотница, – весело заметил Людовик. – Уверен, ваши стрелы не ранят… поражают насмерть.
Стоящие вокруг засмеялись, и Жанна Антуанетта, случайно или же нарочно, уронила свой маленький кружевной платочек к ногам короля. Людовик посмотрел на платочек и поднял его. Улыбнулся и отдал его ей, а сам пошел дальше. Стоявшие рядом придворные обменялись взглядами. Это был знак? Что же это могло значить? Король поднял ее платок… и отдал его обратно! Она сделала ему приглашение… и он принял его.
Неужели сегодня король действительно выбрал себе новую любовницу?
Жанна Антуанетта с трудом дождалась, пока ее наконец довезут до дома. Мадам Пуассон не легла спать. Разве она смогла бы заснуть! Мать с нетерпением ждала рассказа дочери о том, что случилось на балу.
Они обнялись.
– О, ты выглядишь великолепно… великолепно! Готова поклясться, что ни у одной дамы на балу не было и половины твоей красоты. – Мать посмотрела в горящие глаза дочери: – Ну, любовь моя?
– Он танцевал со мной. Он говорил со мной. Похоже, что я ему нравлюсь.
– И он предложил тебе отправиться в королевский дворец?
Жанна Антуанетта печально покачала головой.
– Вот что мы сделаем, – сказала мадам Пуассон. – Он часто ужинает с друзьями в одной из своих маленьких комнат, приглашены обычно двое или трое. Затем после ужина он делает знак и его оставляют одного. Ты уверена, что он ничего не говорил об ужине?
– Уверена, матушка.
Мадам Пуассон пожала плечами:
– Ну что ж, крепость не возьмешь за один день.
– За один день! Мы готовились захватить эту крепость пятнадцать лет!
– Но ведь ты ему понравилась, не так ли?
– Готова поклясться, что да.
– Пойдем, я причешу тебя. Ты вскоре снова с ним встретишься. Он из тех мужчин, которые, однажды увидев понравившуюся женщину, хотят увидеть ее снова.
Мадам Пуассон уложила дочь в постель. Глаза молодой женщины сверкали, ее великолепные волосы разметались по подушке.
«Если бы он только мог увидеть ее сейчас, – думала мадам Пуассон. – Да, в ней есть что-то королевское! Это точно».
К их дому на следующий день подъехала карета, и из нее вышел мужчина.
Он спросил мадам де Этоль, и, когда Жанна Антуанетта вместе с матерью приняли его, он представился как Ла Бель, один из главных камердинеров короля.
– Король приглашает вас, мадам, на ужин, – сообщил гость, – который его величество даст после бала в ратуше. Это будет небольшой частный прием.
– Это большая честь для меня, – ответила Жанна Антуанетта.
Когда посланник короля удалился, Жанна Антуанетта и мадам Пуассон молча переглянулись, а потом крепко обнялись. Их мечта наконец сбывалась.
Жанна Антуанетта смогла сдержать свою радость, в которой было что-то от исступления. Она совсем забыла про Шарля Гийома, а ведь тот любил ее страстной любовью, которую его дядя сравнивал с безумием.
