Моя прекрасная, не мучай меня, Моя душа гибнет от любви к тебе. Давай найдем страну, где можно жить у всех на глазах и ничего не бояться. Давай уедем туда. Останемся там. До каких пор нам жить в страхе и ждать беды?
Я почувствовала, что слезы текут у меня по щекам. Он смотрел на меня этими сияющими глазами.
— Я знаю, — сказал он, — ты сейчас не будешь мучить меня, не будешь ничего говорить. Я в это верю.
— Да, — ответила я, — ничего не скажу. Верь.
Я была словно зачарована его сияющим взглядом.
Он подошел к постели, наклонился, вынул из-под покрывала тот самый пистолет, который я ему подарила. Я все понимала, знала. Серебряные украшения слабо поблескивали на рукоятке.
Он стоял передо мной с пистолетом в опущенной руке.
Я подошла к нему, твердо ступая; положила ему ладони на плечи и поцеловала в губы.
— Сколько выстрелов можно сделать? — спросила я, отходя к двери.
— Четыре, — он проверил, — но мне хватит одного.
Я смотрела, что он делает.
Почти в то самое мгновение, когда я осознала, что сейчас произойдет непоправимое, прозвучал выстрел. Это мгновение было долгим. Я уже не хотела, чтобы он делал это. Но я застыла у двери, молчала.
Выстрел был громким, резким. Он стрелял по-мужски, в висок. Тело его как-то странно, неестественно опустилось на постель. Голова запрокинулась. Я увидела красные глаза, выступившие из орбит…
Потом я бросилась к нему, плакала, целовала ему руки и говорила ласковые слова. Лица его не помню. Он был мертв и теперь можно было целовать его. Кровь текла. Кажется, из ушей. Я запачкалась.
Я все запомнила, как он делал.
Я не хотела смотреть на его мертвое лицо. Но я заметила, что ссадина на его подбородке уже побледнела.
Я взяла пистолет.
Я не хотела стрелять в висок. Ведь голова — это мозг, это разум. Нет. Страшно. Легче — в сердце, там — чувства, там любовь.
Я услышала этот громкий звук выстрела и почувствовала острую боль и внезапное онемение всего тела.
…………………
116
Только через два дня Сабри, бывший слуга М., все же сумел выследить; правда, не меня, а М. Осторожно расспрашивая, он понял, что М. в Шишли. Сабри узнал, что квартира нанята мной. Человек, звонивший в дверь, был Джемиль.
Он поехал к моим родителям и все рассказал им. Он уговаривал отца и мать приехать в Шишли. Я представляю себе, как мучительно им было слышать все это. Вместе с Джемилем и домовладельцем они поднялись к двери. Домовладелец подтвердил, что квартира нанята мной. На звонки в дверь никто не отозвался. Взволнованная мама начала громко звать меня.
— Наджие, доченька, открой! Это я! — мама заплакала; она почувствовала, что случилось что-то страшное.
О том, что пережили мои родители, увидев меня на полу, залитую кровью, у ног мертвеца, вытянувшегося на постели; я даже не могу говорить. Им было безразлично все — моя репутация, претензии Джемиля, дела отца… Лишь бы я осталась жива!
Я стреляла впервые в жизни. Выстрел пришелся не в сердце — в плечо. Я плохо прицелилась.
117
Разумеется, развод был легким для Джемиля. Отец не предъявил к нему никаких претензий. Наоборот — претензии предъявил Джемиль, он потребовал у отца большую сумму денег и еще какие-то требования были у него, связанные с их общими денежными делами. Отец безропотно согласился на все.
После развода Джемиль перевез к себе свою жену Матлюбе и маленькую Кадрие. Я была рада за них, когда узнала об этом. Я не хочу отягощать свою душу ненавистью. С меня довольно и этого мучительного чувства вины; я виновата перед мамой, я доставила ей столько горя; я виновата перед М., я должна была остановить его… Я виновата…
Но Джемилю показалось, что моя репутация недостаточно погублена. С его легкой руки против меня было возбуждено судебное преследование. Меня обвиняли в убийстве и в укрывательстве государственного преступника. Выяснилось, что М. входил в армянскую подпольную организацию, все-таки; прежде я не очень в это верила. М., бедняга…
Защищал меня один из лучших адвокатов Истанбула, его представил моему отцу Ибрагим-бей, это был его бывший однокашник по Галатасарайскому лицею.
Благодаря ходатайству этого человека меня не посадили в тюрьму, ограничились домашним арестом до суда.
Итак, меня обвиняли в том, что я прятала государственного преступника; а также в том, что я убила его, совершила убийство.
Это был громкий процесс. Речь защитника несколько раз прерывалась аплодисментами в зале. Он нарисовал яркую картину — я, интеллигентная молодая женщина, замужем за человеком мрачным и необразованным, томлюсь и наконец решаю нанять квартиру, где могла бы спокойно читать, думать; внезапный звонок в дверь, я открываю и вижу человека с пистолетом; М. узнал у домовладельца, что квартиру нанимает одинокая молодая женщина, и хотел принудить меня спрятать его; испуганная, я согласилась; но осознав, что для него все равно все кончено, М. убил себя; потрясенная самоубийством, боясь обвинений, я попыталась также покончить с собой. Отец заплатил домовладельцу и тот скрыл от суда, что первоначально квартиру нанимал Ибрагим-бей. Сабри и Джемиль свидетельствовали против меня. Но свидетелями защиты выступили Элени, повар Мехмед, его жена Гюльтер. Они показали под присягой, что Джемиль следил за мной, всячески хотел очернить меня, чтобы облегчить себе развод. Адвокат заметил суду, что, возможно Джемиль женился на мне по расчету; что Джемиль скрыл от меня и от моих родителей свой первый брак. Это повлияло на решение суда. Но Джемилю это особенно не повредило. Он уже прочно стоял на ногах и этот судебный процесс не поколебал его уже установившуюся репутацию в финансовом мире.
