Иногда Олегу в голову приходила мысль о том, что события последних трех лет не настоящие и судьба его складывается не взаправду, а понарошку. Мальчик даже начинал догадываться, что где-то живет такой пацан, как он, ему тоже одиннадцать лет, но у него совсем другая жизнь: родители живы, они по-прежнему всей семьей обитают в своей квартире, их счастью (неоцененному тогда!) ничто не угрожает.
Как все-таки было замечательно, когда все они вечером собирались дома: мать заканчивает готовить ужин, Олег накрывает на стол, отец досматривает «Новости» и привычно, без настоящей злобы, ругает политиков. Сейчас они сядут за круглый стол, отец с матерью, как у них издавна заведено, слегка полаются, но так, по-доброму, привычно, а для него даже радостно. Так бы они жили и жили в своей двухкомнатной квартире…
И вдруг все оборвалось. Не то чтобы сразу, а в несколько этапов, словно в компьютерных играх, где они один за другим проигрывали — каждый на своем уровне. И вот у всех, кроме Олега, не осталось ни одной запасной жизни, и их нет и никогда не будет, если Олег не отыщет дорогу в другой мир, где все они, наверное, до сих пор так и сидят за ужином, освещенные, словно всполохами костра, радужным телевизионным экраном.
А все началось с того вечера, когда отец вернулся домой с двумя здоровенными мужиками. Они были модно одеты и выглядели, как герои фильма. Чего стоили хотя бы кроссовки на одном из парней? Обувь светилась при каждом шаге тяжеловесного хозяина. Кроссовки напоминали фантастических рыб или космические корабли. Олег, кажется, во все время рокового для их семьи визита только и делал, что любовался этой волшебной обувью.
Впрочем, имелся еще один соблазн для подвижных песочно-зеленых глаз Ревеня-младшего. Это был радиотелефон в руке второго гостя. Аппарат тоже светился, издавал мелодичные звуки, продолжением которых становилась человеческая речь. Он, кажется, вел свою независимую ни от чего жизнь. Звонили часто. Гость отвлекался от разговора с отцом.
Тот, что в кроссовках, временами неожиданно, даже пугающе, но при этом красиво расправлял свои бугристые плечи под сверкающим, будто авиалайнер, серебристым спортивным костюмом с черными лампасами. Его голову украшала красная тенниска с длинным козырьком.
На втором гиганте были голубые джинсы и черная кожаная куртка с большим количеством кармашков и молний. На голове — кепка с приподнятой тяжелой задней стенкой, напоминавшая формой нарядную иномарку, на которой приехали гости.
Первый, или Поплавок, как про себя окрестил его Олег за красную тенниску на голове, напоминал манекен, который среди прочих кукол крутился за стеклянным колпаком на Невском проспекте. Второй, или Шестисотый, как назвал его мальчик, смахивал на одного знаменитого комика с птичьей фамилией.
Общаясь между собой, Поплавок называл Шестисотого Весло, сам же откликался на прозвище Трейлер.
Когда гости вошли, мать Олега, в чем позже ему не раз признавалась, тотчас почувствовала неладное, а позже ощутила откровенный, неизбывный страх. Она сразу угадала — Артур попал в аварию. Ей хотелось тотчас подробно расспросить мужа о происходящем, обратиться к гостям с сердечной мольбой: отступитесь вы от нас, люди добрые, пощадите семью, сына малолетнего…
Как мечтал Олег в те тревожные дни, когда понял, что у отца действительно серьезные проблемы, о том, чтобы к ним явился какой-нибудь герой, защитил и спас их от модно одетых бандитов. Мальчик представлял себе двухметрового силача в камуфляже, который безжалостно истребляет алчных громил. Позже этот сильный и добрый мужчина возьмет Олега на воспитание, и тот вскоре станет таким же могучим и непобедимым…
— Ты сегодня за гуманитаркой придешь? — Мечты Ревеня оборвал вызывающий голос Махлаткина. — Болтают, на площадь, где Данилыч ночью пирожки раздает, автобус с какими-то нанайцами подъедет.
— Это у памятника Пушкину? — Олег сощурился из-за едкого дыма, выпущенного Махлаткиным ему в лицо.
— Ну да, правильно: там еще на постоянке всякие агеи кучкуются — Коля запрокинул голову, сглатывая стекающую из бутылочного горлышка пену.
— А чего они привезут? Пожрать, да? — Ревень постарался представить, чем же действительно обрадуют их сегодня веселые (как обычно) люди, говорящие на чужом, непонятном языке.
— Ну ты, в натуре, рубанок! — Махлаткин шумно вздохнул и со словами «Больной, вот вам градусник!» сунул Олегу под мышку опустошенную бутылку. — Что они тебе привезут?! Ацетонки разной, грибов, воздуха, чеков штук несколько; да мы с тобой, Ревун-корефан, сегодня еще тот фестиваль для малолеток устроим!
Глава 29. Защитник безнадзора
Лицо Бориса Артуровича напоминало мордочку подвижного любопытного зверька. Зрачки были цвета сухого асфальта, а волосы — спелой картофельной кожуры, причем редко мытые, обычно были засалены и блестели. Из-за врожденного нарушения обмена веществ и целого набора аллергий у Следова постоянно тут и там возникали отеки и кожные раздражения. Лицо часто меняло оттенки, то делаясь оранжевым, то желтым, то лиловым. Одежда Следова, впитавшая все разнообразие ароматов животного мира, накопленное в квартире бесхозным зверьем, опекаемым его матерью, пахла тошнотворно.
По внешнему виду Бориса Артуровича довольно часто принимали за маньяка, в лучшем случае — за отпетого бродягу. Вероятность задержания сотрудниками милиции увеличивалась для него еще и в связи с тем, что молодой человек постоянно блуждал по вокзалам и у станций метро, где без устали разыскивал обездоленных и нуждающихся в его заступничестве детей.
Традиционной экипировкой Бориса были изначально черные, а ныне выгоревшие, вытянутые и изорванные на коленях тренировочные штаны и мягкого серо-молочного цвета изрядно поношенный офицерский френч без знаков отличия — форма упраздненной армии не существующей нынче страны ГДР. Под верхней одеждой угадывалась латаная клетчатая рубашка. Постоянной обувью Следову служили матерчатые спортивные туфли на резиновой подметке.
Те, кто впервые встречал Бориса, с ироничным изумлением замечали примостившийся в его нагрудном кармане мобильный телефон, который при внимательном рассмотрении представал всего лишь детской игрушкой. Впрочем, владельца, кажется, нисколько не смущала шутейность его средства связи — порой он даже что-то загадочно шептал в безответную трубку.
Однако и это было не все. Иногда, если френч был распахнут, из-под него вываливалась кобура с пистолетом. Но и эта деталь образа Бориса Артуровича являлась сплошной бутафорией. Хотя сам владелец, казалось, забывал подчас о своей фактической безоружности и с надменно-уверенным выражением лица похлопывал себя по френчу, подразумевая под ним надежную гарантию своей уверенности.
Те, кто сочувствовал Следову и его малопонятной общественной деятельности по защите детей, полагали, что молодому человеку, ввиду его несомненных странностей, очевидно, имеет смысл держаться поближе к Православной Церкви и, в общем-то, ориентироваться на монастырский образ жизни.
