Впервые она обратила на себя внимание Алексея Михайловича, когда тот случайно застал её в тереме за чтением странного манускрипта. В то время лишь немногие представительницы слабого пола умели читать, и потому сорокалетний вдовец не сдержал своего удивления.
– Так ты книжница? – спросил он у красавицы. – И что есть предметом интересов твоих?
Слово за слово, и вскоре царь и Великий князь всея Руси оказался под влиянием чар этой образованной женщины. Её муж был довольно стар и потому не уделял достаточного внимания темпераментной и полной жизни супруге.
– Встречаться в Коломенском будем! – объявил однажды Алексей Михайлович избраннице, нежно взяв её за руки. – Али мужа да молвы вздорной боишься?
– Молвы не боюсь, а муж мой даже не пикнет! – ответила та, не пытаясь освободиться. – Потому как наверняка будет знать, с кем я тёмные ноченьки проводить-то буду!
Их отношения можно было назвать не любовью, но всепоглощающей страстью. Опомнился государь только тогда, когда Ирина заявила о своей беременности.
– Не буду я от ребёнка избавляться! – наотрез отказалась она на предложение встревоженного венценосца. – Хошь – вешай меня, хошь – топи или казни каким другим образом! Только знай, что вместе со мною свою кровиночку на тот свет отправишь!
Алексей Михайлович никогда не отличался злобой или звериной свирепостью нрава. Подумав немного, он решил не расправляться с несговорчивой подругой, а просто отправить её вместе с незадачливым мужем в Ростов.
– Стало быть, не свидимся мы более! – расплакалась она на прощание, смирив притворную гордость. – Только помни, что никто не будет любить тебя так, как я любила! Скажи только, как мне сыночка назвать, коли мальчик родится?
– Иваном назови! – сказал тот, опустив глаза. – Прощай и прости меня, Иринушка, если сможешь! И никому не болтай, чего не след, про своё дитя!
Эта встреча действительно была последней, и царь и Великий князь больше не видел ни бывшую подругу, ни благополучно родившегося их сына Ванечку.
Но судьба ещё не исчерпала для государя отведённый запас любовных интриг. Придя однажды в гости к боярину Матвееву, Алексей Михайлович заметил тихонько сидевшую в уголке изящную женщину лет двадцати.
– Ты что это, дочку-красавицу от меня прячешь? – даже обиделся государь. – А я привык другом тебя звать, Артамон Сергеич!
Всплеснув руками, тот улыбнулся, давая знак незнакомке подойти к венценосному гостю.
– Это Наташенька Нарышкина, моя воспитанница! Родители её, не имея достаточных средств для надлежащего содержания дочери, препоручили её моим заботам!
С любопытством осмотрев зардевшуюся от смущения девушку с головы до ног, царь заметил её высокий лоб, красивую фигуру, полные уста и выразительные чёрные глаза.
«А глаза у неё – как у моей Ефимьюшки! – неожиданно вспомнил он первую любовь. – Только вот той давно уже на белом свете нет!»
Будто бы перенёсшись мысленно на двадцать лет назад, Алексей Михайлович пришёл в себя лишь тогда, когда хозяин дома осторожно взял его под локоть.
– Дозволь, государь, девице покинуть нас! – попросил он. – Наташенька у нас особа нежная, того и гляди, от волнения чувств лишится!
– Да, конечно! – кивнул головой Романов. – Пусть идёт, коли так стеснительна!
Как будто забыв о своём собеседнике, он, не отрываясь, смотрел вслед Нарышкиной, пока за той не закрылась высокая резная дверь.
После того вечера царь словно забыл о случайной встрече, однако вскоре очень неожиданно напомнил о ней ближнему боярину.
– Не дело это, без жены мне жить! – вдруг сказал он во время приватной беседы. – Традицию нарушать не будем, созывай смотр невест! И вот ещё – Наталью Кирилловну непременно на него приведи!
Умный и дальновидный Матвеев сразу же вспомнил загадочный взгляд царя, которым тот провожал удалявшуюся от него юную девушку.
«Заприметил он Наташеньку нашу! – подумал боярин, почесав бороду. – Положил на неё глаз, не иначе! Уж не знаю, радоваться из-за того или печалиться!»
Дело в том, что Милославские, приблизившись к русскому престолу после женитьбы Алексея Михайловича на представительнице их рода, теперь вовсе не хотели от него удаляться.
– Нельзя допустить, чтобы государь без призору женился! – заявил на тайном совете влиятельный боярин Иван Милославский. – Иначе ещё народит детишек, и кто знает, кому трон достанется!
Вот его-то и опасался Матвеев, прекрасно осведомлённый об опасных интригах в Москве.
«Ох, могут извести девку! – горестно качал он головой, истово крестясь на древние образа. – Ну да чему быть, того не миновать! А не изведут – так жить ей по-царски!»
На смотринах, формально прошедших по старинному обычаю, лик Романова был серьёзен и величав. Внимательно наблюдавший за ним Милославский заметил улыбку, тронувшую уста государя, лишь когда к нему подвели одетую в необычайно богатое убранство Нарышкину.
«Вот оно в чём дело! – ойкнуло у него внутри. – Значит, боярин Матвеев нас упредил и всё себе взять хочет!»
Захватив на всякий случай с собой дворцового лекаря, могущественный боярин ударом в бок толкнул его вперёд.
– Девица очень бледна! – залепетал тот, пряча глаза. – Это может говорить о том, что она не здорова, и…
После этих слов Алексей Михайлович так взглянул на бедолагу, что тот моментально прикусил язык, словно почувствовав на своих пятках адское пламя.
– Ты почто рот открываешь, коли тебя не спрашивают? – негромко заметил царь и Великий князь. – Мне, государю, лучше знать, кого в жёны выбирать, пёс смердящий!
Ощущая, как пол уходит у него из-под ног, лечец упал на колени перед своим господином. Милославский не посмел более сказать ни единого слова, бесследно растворившись в толпе придворных.
«Ничего, придёт ещё моё время! – думал он, скрежеща зубами в бессильной злобе. – Клянусь извести всю породу Нарышкиных, коли эта худородная сучка царицей станет! И Матвеев вместе с ними в распыл пойдёт, аспид окаянный!»
Глава XXII. Языческое капище
Окунувшись с головой в сверкающую серебром речную гладь, Серафим Негожий ощутил, как тысячи мельчайших иголочек вонзились ему под кожу. Плавать он не умел вовсе, и моментально намокшая одежда быстро потянула бывшего минцмейстера вниз.
«Стало быть, на корм рыбам иду! – билась у него в голове одна и та же глупая мысль. – Но лучше уж так, чем терпеть муки смертные…»
И тут утопленник почувствовал, как чья-то сильная рука схватила его за волосы, вселяя спасительную надежду. Ещё немного – и лицо Серафима уже показалось над поверхностью Ингоды. С хрипами выхаркивая из лёгких воду, он с усилием сделал первый спасительный вздох.
– Успокойся, малахольный! – рявкнул ему под ухо Стёпка Куров, не давая снова пойти ко дну. – Сапоги сбрасывай да одёжу, не то утопнешь! И не молоти руками без толку, за меня держись!
