— Страус прячет голову под крыло, — говорит Римма, — но от того, что он не видит опасности, опасность не исчезает. Возьмёте одного ребёнка из трёхсот или ни одного не возьмёте, сироты всё равно есть, слышите, кричат. Так, хоть одной поможете. Задача нашей организации — раздать и других детей, но очень многие хотят грудничков, чтобы те не знали своих родителей. Большие дети знают. В детских домах, в основном, дети из неблагополучных семей — пьяниц, проституток, истериков и истеричек, воров. Память у детей жива, и уже выработаны стереотипы, уже сложились привычки: хочешь чего-нибудь, ударь, отними, стащи, заори. Самое тяжёлое — разрушать привычки. В три года их меньше, чем в семь или в тринадцать.
— Пойдём! — Инна нажала на звонок.
Железная дверь всхлипнула и отъехала.
Не успели мы шагнуть во двор, как к нам кинулись дети.
— Ты моя мама! — обхватил мои колени мальчик лет четырёх и заревел.
— Ты моя мама! — кинулась девочка лет шести к Инне. На её голове словно тоже шар, только из пуха, светлого, лёгкого.
Инна склонилась к девочке и положила ладони на её голову.
— Это моя дочка! — сказала она Римме.
С криком «Не умеют себя вести, безобразие!» подскочила воспитательница, сильно крашенная, полная блондинка, и грубо оторвала девочку от Инны та упала. Так же резко она отшвырнула от меня мальчика.
— А ну прочь! А ну дайте дорогу! Почему нарушаете дисциплину?
Римма за руки поволокла нас к тяжёлым дверям серого здания.
За спиной кричала воспитательница, плакала упавшая девочка, и молчали дети: пришли мамы, кого сегодня возьмут?
— Я не хочу другой дочки! — Инна вырвала руку; едва за нами захлопнулась дверь. — Я хочу эту. Красная, злая, Инна дрожала замёрзшей дрожью. — Она ушиблась! Звери!
— Подождите делать выводы. Вы не видели Тусю. Познакомитесь, а потом будете решать.
— Я хочу только эту! Я не хочу знакомиться.
Но Римма втолкнула Инну в кабинет директора.
— Прекратите истерику, — жёстко сказала она.
Мои колени дрожали — их обнял мальчик. Закричать, как Инна — «Хочу этого мальчика, только его» и увезти его домой?!
— Здравствуйте, Римма Павловна. Очень рада вас видеть снова. Ваше появление всегда праздник для нас. Пойдёмте, девочка в изоляторе. Ирина Петровна, — представилась она нам. Миловидная блондинка, с так же сильно, как и у воспитательницы, накрашенными ресницами.
— Я не хочу, — говорит Инна, но Римма повторяет:
— Вы скажете своё слово после того, как увидите девочку.
По широкому коридору, созданному специально для бега и игры, мы идём к изолятору Глухо кричит двор.
Дверь приоткрыта.
— Заходите.
Инна входит первая.
Девочка лежит на спине, до подбородка укрытая одеялом. Смотрит в потолок. Глаза прозрачны.
— Она жива? — спрашивает Римма. — Она же была здоровая.
— Конечно, жива. Мы ей делаем уколы. Наконец перестала плакать и звать маму.
Инна подходит к девочке, дотрагивается пальцем до щеки.
Девочка, не меняя позы, переводит взгляд с потолка на неё.
— Оформляйте. Я беру обеих. Слышите, обеих. — Иннин голос звенит. — Что же вы стоите, идёмте. Она может умереть с вашими уколами.
— Подождите, Инна, а сможете вы прокормить двух? Пособия от правительства хватает не больше чем на три дня.
— Я же работаю! Я умею делать кремы — у меня есть рецепты! Я буду много работать, прокормлю.
Совсем я не знаю Инну.
— Что скажет хозяйка? — охлаждаю я её. — Она выгонит тебя вместе с девочками.
— Какая хозяйка? У вас нет собственного жилья? — Ирина Петровна поджимает и так узкие губы. — Не положено. Жильё обязательно должно быть собственное и хорошее.
— Может быть, мы пройдём к вам в кабинет? — Римма берёт Ирину Петровну под руку и уводит от нас.
— Как ты справишься с двумя? Кто будет сидеть с ними, когда ты на работе?
— А детский сад на что? А школа? Как мы росли? Кто с нами сидел? И потом… кремы я могу делать дома. — Мы входим в кабинет директора.
Я хочу усыновить того мальчика. Но мне семнадцать лет. Я не имею права. И я не имею права заставить маму сидеть с ним.
— Мы тут обсудили… я попробую через свои каналы выбить вам жильё. — Римма достаёт записную книжку, набирает номер и кричит в трубку: — Василий Дмитриевич, я согласна. Да, обеспечу работой вашу протеже. К вам просьба. Конечно, ответная, баш на баш. Женщина усыновляет двух детей, вы знаете, как это для нас важно, она работает в парикмахерской. Конечно, жильё. Совсем ничего? Можно не в новом доме, женщины сами сделают ремонт. Сколько времени вам нужно думать? Ваше решение — жизнь трёх людей, один ребёнок — в критическом положении, нуждается в хороших условиях и в уходе. А кто решает, как не отец города? Позвоню через час. Давайте своего Немченку на ковёр. — Она кладёт трубку и резко говорит Ирине Петровне: — Ваша воспитательница на моих глазах швырнула девочку головой об асфальт, её близко нельзя подпускать к детям, тем более к несчастным. Будьте любезны отстранить её от работы, у меня есть для вас женщина более достойная. А комнату Инне я выбью.
— У неё своих детей не было, — оправдывается Ирина Петровна и заискивающе смотрит на Римму.
— Это и видно.
Инна ходит по кабинету. Останавливается перед Ириной Петровной.
— Вы дадите мне документ о том, что дети — мои? Скажите, не явятся родители? У детей будет моя фамилия? Могу я изменить имена?
— Это вы с детьми согласуйте, как захотят они, дети уже большие, к своему имени привыкли.
Позвонить маме. Куда? Я не знаю ни телефона школы, ни нашего домашнего. Наверняка мама уже вернулась, и наверняка телефон уже работает.
— Пожалуйста, узнайте у Василия Дмитриевича телефон Валерия Андреевича, — прошу я Римму.
— Я знаю телефон Валерия Андреевича, а зачем вам?
— Он знает мой домашний телефон. Мне нужно срочно поговорить с мамой. Я хочу усыновить ребёнка.
— Сколько вам лет? — спрашивает Ирина Петровна.
— На фронтах погибали в семнадцать. Сколько женщин в семнадцать — матери?! Работать можно в семнадцать? У меня сын умер.
— А муж у вас есть? — спрашивает Ирина Петровна.
Римма набирает номер:
— Валерий Андреевич, привет. Ну, а кто ещё? Сирота, Сирота… Нет, сегодня приставать не буду. Тут с вами хотят поговорить.
Я сжимаю трубку так, что рука белеет. Через минуту набираю свой номер.
— Мама, я — в детском доме. Инна хочет взять двух девочек, и, если ей дадут жильё, у неё будут дочки.
