– «Дать описание и определение данного синдрома предынфарктного поведения, впервые выявленного доктором Хьюго Стайнфельдом, в какой-то мере труднее, чем причинной ситуации в других психогенных проявлениях. В случае желудочно-кишечной язвы, например, появляющееся беспокойство обычно легко выходит наружу, поскольку пациент хорошо о нем осведомлен и, как правило, готов обсуждать его. Для пациента же сердечника, напротив, характерно настойчивое отрицание того, что он находился в состоянии какого бы то ни было необычного напряжения. Зачастую он утверждает, что правдиво как раз противоположное».
Удержаться было невозможно: Джадд бросил подозрительный взгляд на доктора, полагая, что тот разыгрывает его. Но нет, доктор, несомненно, читал, а не придумывал на ходу, и страница была заложена еще до того, как он пришел в палату.
Доктор Карр не отрывался от чтения:
– «Хотя всегда есть искушение заподозрить, что пациент – осознанно или нет – скрывает правду, на самом деле такое случается редко. Как правило, он искренне не знает о напряженном состоянии, в которое сам же себя и загнал. Тем не менее зачастую он обнаруживает вторичные признаки всей серьезности произошедшего. Он может, например, обратить внимание, что какая-либо определенная пища, ранее доставлявшая ему удовольствие, напротив, стала вызывать отторжение. Не так уж и редко окажется, что недавно он попытался бросить курить. Довольно часто будет отмечено, что ему придется бросить пить – и вновь с объяснениями, что он, кажется, со спиртным больше не в ладах».
На сей раз доктор Карр поднял голову, но только для того, чтобы, быстро взглянув на больного, убедиться, что прочтенное им достигло цели. Но и при этом первым отвел глаза Джадд.
– «Нет необходимости говорить, – продолжил чтение доктор, – что ни одну особенность поведения нельзя воспринимать как несомненное отклонение. Только когда осматривающий доктор обнаруживает весь перечень симптомов, можно с уверенностью ставить утвердительный диагноз. На практике это не так сложно, как может показаться. Существует некая модель, которая, однажды замеченная, в редких случаях не дает о себе знать впоследствии. Первоначальному распознанию может способствовать, вероятно, модель доктора Леона Шайна, который отметил, что модель предынфарктного поведения разительно схожа с моделью поведения наркомана. Хотя данная аналогия способна завести слишком далеко, в определенном смысле она вполне оправданна. Фактически и в этом случае действует наркотик, адреналин, и в типичном случае не так-то сложно установить картину растущей зависимости от него».
Доктор Карр перевернул страничку, продолжая читать, голос его звучал подчеркнуто невыразительно и в то же время непреклонно:
– «Тип человека, у которого логичнее всего заподозрить развитие модели предынфарктного поведения, почти неизменно наделен следующими характерными чертами: он врожденно агрессивен, готов состязаться, энергичен и честолюбив. Выражаясь иначе, он естественным образом приспособлен действовать при высоком уровне адреналина.
В его молодые годы необходимость психического раздражения непреходяща. Однако, когда он достигает средних лет, как правило, на середине четвертого десятка, становится трудно отыскивать подобающие стимулы. Старые вызовы утратили свою действенность. Возникает ряд ситуаций, с которыми он прежде не сталкивался, появляется ряд задач, в решении которых его опыт не может быстро подсказать ответ. Надежда на дальнейшее продвижение часто меркнет. Личная жизнь обыкновенно превращается в рутину и тоже не обещает ничего хорошего в будущем. Для большинства мужчин это период кризиса. Не многие выходят из него, полностью перестраивая свою жизнь, меняют место работы или вообще обращаются к совершенно новой сфере деятельности, однако такая возможность по плечу лишь человеку исключительному. Многие же мужчины, наверняка большинство, остепеняются и приспосабливаются к более низкому уровню стимуляции адреналином.
Но только не тот мужчина, кого мы обследуем. Этот уже, пользуясь языком наркомана, так крепко подсел на адреналин, что не в силах отбросить привычку. Не в силах отыскать достаточно стимулирующие крупные задачи, он начинает полагаться на многочисленность задачек мелких. Когда их просто нет, он их выдумывает. Сам того совсем не сознавая, начинает играть в мелкие игры, добиваясь адреналиновой стимуляции. Одна из них, наиболее часто наблюдаемая, состоит в ведении борьбы с часами и календарем. Постоянно сражаясь с поджимающим временем, он создает постоянную атмосферу кризиса и таким образом продолжает взбадривать себя впрыскиваниями адреналина на протяжении всего дня. В наших опытах по психологической оценке в Берринджере одним из самых несомненных отличительных внешних признаков оказалась частота, с которой обследуемый посматривал на часы. Когда мы просили его снять их, как то предусматривалось одной из серий тестов, то пациент продолжал поглядывать на голое запястье практически с той же самой частотой».
Голос доктора ненадолго притих, вероятно, он пропускал что-то из написанного, потом чтение продолжилось:
– «Более девяноста процентов тех, кого мы в последующем включили в группу ПИС-1 (то есть находившихся, по нашему суждению, в критической стадии предынфарктного синдрома), с готовностью признавались, что никогда не отправляются в поездку на автомобиле без подсчета минут на мили, вычисляют время прибытия, а затем подгоняют себя, чтобы выдержать этот навязанный самим себе – и обычно бессмысленный – срок».
Голос доктора Карра неожиданно умолк, словно завис в воздухе в ожидании взрывной реакции, и Джадду доставило извращенное удовольствие не удовлетворить его ожидания. Взяв себя под жесткий контроль, он старался не смотреть на доктора, лишил лицо всякого выражения под непроницаемой маской и спохватился только тогда, когда вдруг понял, что взгляд его устремлен прямо на настенные часы. Тут же отведя глаза, он стал смотреть в окно, гадая про себя, заметил ли доктор Карр. Понемногу от души отлегло: догадался, что к тому времени доктор вновь принялся за чтение, глаза его смотрели в книжку, или что там у него в руках. Наверное, что-то им самим написанное. Проверяет на слушателе. Да, должно быть, пробная читка и есть, все бредовые теории Карра. Надеется, что когда-нибудь это издадут. Велика мечта!
Снова стал вслушиваться, только теперь уже больше замечая тон, нежели смысл, и все больше убеждаясь в правоте своей догадки. В голосе доктора Карра слышалось растущее сомнение в самом себе, каждое предложение подавалось так, будто он опасался, что его оспорят, а сделать это было, в общем-то, легко, как и весь этот вздор. Ладно, положим, он сам определил себе время: восемь тридцать. И что с того? Разве не было у мистера Крауча права знать, когда он приедет? Да если бы он ему не рассказал…
– «…и обладатель ПИС, разумеется, станет отрицать любые подобные объяснения, не только потому, что внутренне пребывает в состоянии самозащиты, но и еще из-за навязчивого стремления к спору, которое обычно является отличительным признаком синдрома предынфарктного поведения. И вновь уместна аналогия с наркозависимостью.
В своем нескончаемом поиске стимуляции адреналином обладатель ПИС должен постоянно искать все новые и новые источники раздражения. Одним из способов этого для него является причисление всякого, с кем он встречается, к потенциальным партнерам по словесным перепалкам, при этом он надеется, что всегда сумеет из кого-то вытянуть раздражающий довод. Зачастую друзья будут называть его «любителем подколоть», всегда стремящимся вызвать ответный укол. Такое поведение редко вызывает приязнь, и оно, по крайней мере частично, становится причиной распада дружеских и компанейских связей, что – с развитием синдрома – становится все более и более заметным.
