— Удачи!
Она решила пройтись пешком, несмотря на усталость. Ловить такси было глупо, да и вообще водитель наверняка поедет через рыночную площадь, а там вечно собираются все школьные прогульщики и хулиганы, которые наверняка ее увидят. Софи закинула сумку на плечо и пошла вперед, слегка сутулясь.
Стеклянная дверь на кухню была открыта, и Джина вывесила клетку с попугайчиком на улицу, вместо корзины с геранью.
— Привет, — поздоровалась Софи с птицей.
Он посмотрел на нее сначала одним глазом, затем другим.
— Бедный мой попугай! Скучно тебе тут?
Она слегка подтолкнула клетку, чтобы звякнул колокольчик. Попугай и глазом не моргнул.
— Прости, не буду надоедать тебе своей заботой.
Софи заглянула на кухню. Там было пусто и чисто, если не считать кружки и утренней почты на столе. Откуда-то — скорее всего из гостиной — доносился мамин голос. Софи вошла, положила сумку на стол и подошла к двери в коридор.
— Мне очень жаль, — говорила Джина. — Я с удовольствием позанималась бы с вашими детьми, но у меня сейчас все так неопределенно, что я решила не брать учеников. Даже не знаю, останусь ли в Уиттингборне…
Софи на цыпочках прошла по коридору и прислонилась к дверному косяку гостиной. Мама, по своему обыкновению, сидела на полу, скрестив ноги и поставив перед собой телефон. Софи кашлянула.
— Мам, — прошептала она.
Джина подняла голову, и ее лицо тут же просияло. Она замахала руками, показывая на телефон.
— Миссис Уитакер? Извините, мне надо бежать! Я обязательно вам позвоню, если у меня появится время для Рэйчел и Эмили. Да, да, конечно. Спасибо. До свидания.
Она не глядя бросила трубку и вскочила на ноги.
— О Софи!
Та выпрямилась, чтобы мама смогла ее обнять. Странное дело: Джина уже много лет ее не обнимала — по крайней мере не так крепко и сердечно. Софи даже почувствовала сквозь футболку ее пуговицы на рубашке.
— О Софи! Моя Софи! — воскликнула Джина. — Слава Богу, ты вернулась!
В глазах у нее стояли слезы. Софи склонила голову.
— Да, ничего не вышло.
— Можешь не говорить. Можешь ничего не рассказывать, если не хочешь.
— Когда-нибудь расскажу. Не знаю, я просто…
Джина усадила дочь в кресло.
— Какая у тебя дивная стрижка!
Софи потрогала волосы.
— Папа…
— Да, он в таких вещах знает толк. Хочешь кофе? Чай?
Она покачала головой. Джина снова села на пол рядом с креслом.
— Я жутко устала. — Софи опустила голову и закрыла глаза руками. — Жутко устала злиться на вас.
— Я должна была все тебе рассказать. Про Лоренса. Мы ждали подходящего случая, чтобы признаться детям, а потом все само выяснилось…
— Я узнала от Гаса.
— Да. Я ему вчера звонила, сказала, что ты возвращаешься.
Софи убрала руки и недоверчиво переспросила:
— Ты звонила Гасу?!
— Ну да, — ответила Джина. — Лоренс говорит, он и так был подавлен последнее время, а когда ты сбежала в Лондон, стал совсем безутешен. Вот я ему и позвонила. Он ведь тебя обожает.
На щеках Софи появились яркие красные пятна. Она прижала руку к животу.
— Хочешь, я тебе все расскажу про Лоренса?
Софи покачала головой:
— Не надо. Я и так поняла.
— Я боялась тебе говорить. — Джина взялась за лодыжки. — Боялась, что ты никогда меня не простишь. Ты ведь так злилась на меня из-за папы, считала, что это моя вина.
— Ну, частично твоя.
— Верно.
— Я очень устала, — повторила Софи. — Даже не знаю, злюсь ли я. У меня такое чувство, что меня сбила машина. Причем стоит мне выйти на дорогу, как меня сбивают снова и снова. Не важно, кто в этом виноват. Я уже ничему не удивляюсь. И меня не интересует, что будет дальше. — Софи вновь схватилась за живот и тихо произнесла: — Я просто боюсь.
Джина встала на колени рядом с дочкой.
— Боишься ехать во Францию со мной и Лоренсом?
Софи уставилась на мать и разумным тоном проговорила:
— Что ты! Во Францию я не поеду.
— Не поедешь?..
— Нет, конечно! Ни в коем случае.
— Милая, но ты не можешь остаться здесь без меня. Во Франции ты будешь учиться в лицее, потом получишь степень бакалавра…
— Нет, исключено.
— Из-за Лоренса?
— Ах нет! — изумленно ответила Софи, будто только что вспомнила о его существовании. — Лоренс тут ни при чем. И ты тоже. Да и Франция…
— Но тогда…
— Мам, — сказала Софи, закрыв глаза, словно объясняя непонятливому ребенку очевидные вещи. — Мам, ты что? Мы не можем обе бросить бабушку!
По дороге домой Гас отделился от одноклассников и зашел в сад возле аббатства. К скамейкам, где лениво курили и отколупывали краску с сидений его знакомые, он не пошел, а спрятался в кустах возле арки. Глупо, конечно, ведь в таких зарослях вечно околачиваются всякие извращенцы. Неделю назад какой-то мужик разделся там перед одним его приятелем, и тот якобы крикнул ему: «Вонючий маньяк!», да так громко, что его услышали прохожие. Гас недолго об этом думал, поскольку голова у него была забита другими мыслями. Он хотел посидеть в темноте и тишине, один, где никто его не найдет и не спросит, все ли у него хорошо. Все просто ужасно, но что тут поделаешь, черт подери?!
Гас прополз в заросли и нашел маленькую полянку футов в восемь шириной, на которой валялись газета и бутылка из-под молока. Он прислонился к стволу куста, прикурил сигарету и заплакал.
Вообще-то он пришел сюда не плакать, а думать. После вчерашнего разговора с Джорджем он и так рыдал всю ночь. Они с братом готовили себе сандвичи, когда Гас вдруг разоткровенничался и сказал:
— Я прямо не знаю, к чему и готовиться. Мало ли, что будет дальше.
Джордж размазывал кетчуп по куску бекона.
— Меньше знаешь — лучше спишь.
— Неправда. Лучше знать все и ничего не бояться. Чтоб никаких гадских сюрпризов!
— Ты правда так считаешь?
— Конечно! — ответил Гас, взял хлеб из тостера и протянул брату. — Я об этом постоянно думаю. Готовлюсь к очередному удару.
Джордж промолчал. Он положил начинку между кусками хлеба и сильно их сдавил.
— Ну ладно.
— Что ладно?
— Я тебе кое-что расскажу.
Гас изумленно на него уставился.
— Чего?!
— Расскажу тебе последнюю плохую новость. Последнюю за это паршивое лето. Ты знаешь, почему Софи уехала в Лондон?
