Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
— На все воля богов.
— Врешь! — Мишка понял, что почти выкрикнул это свое «врешь», и понизил голос: — Пока человек о проклятии не узнает, оно на него не действует. Так?
— …
— Так или нет?
— …
— Ну как хочешь, я ухожу.
— Так, — признание явно далось волхву с трудом, деланое спокойствие пропало, на лице проступило выражение жгучей ненависти.
— Когда ей черную весть передали? Ну!
— Не понукай, не запряг, — огрызнулся пленник, но было заметно, что это он так — для удовлетворения самолюбия, расскажет же правду. — Как узнал, что у нее младенец в моровое поветрие помер, так и велел ей передать, что детей у нее больше не будет… живых.
— Понятно. Повернись, веревки перережу.
Мишка перехватил стягивающие волхва веревки кинжалом и снова попятился к двери. Как выяснилось, боялся он зря — волхв действительно не мог пошевелить ни руками, ни ногами. Неизвестно, сколько времени его держали связанным, может быть, с самого захвата городища. Тогда дело могло кончиться скверно. Но нет, вязать пленных ратнинцы умели, волхв ругнулся сквозь зубы и попытался растереть руки. Получалось плохо, и Мишка решил немного успокоить волхва:
— Не спеши, время есть.
— Кто она тебе? — поинтересовался волхв.
— Татьяна? Тетка.
— Что ж не спрашиваешь, как заклятие снять? — пленник, видимо окончательно поверив в близкое спасение, разговорился.
— Сам знаю.
— Ну уж… — удивление было искренним, волхв даже перестал растирать затекшие руки.
— Все просто, — спокойно объяснил Мишка. — Сделаю куклу, проткну ей иглой живот, потом на глазах у Татьяны эту иглу выну, а куклу сожгу. Какие при этом слова нужно говорить, тоже знаю. Ничего сложного.
— Нинея научила?
— Сам не дурак.
Волхв пожал плечами и снова принялся восстанавливать кровообращение в руках. Некоторое время тишину в сарае нарушало только его сопение, потом волхв, словно спохватившись, спросил:
— Что со Славомиром, знаешь?
— Убит.
— А те, кто с ним уходил?
— Тоже.
— Точно знаешь? — волхв вперился в Мишку недоверчивым взглядом. — Только слышал или сам видел?
— Сам трупы видел. А Славомира, без лица и языка, в лесу оставили, с подрезанными жилами.
— За что? — волхв снова замер без движения, ожидая ответа на свой вопрос.
— Он внуков своих убить пытался — сыновей Татьяны. Оба ранены, но жить будут. В том бою всех трех сыновей Славомира убили; получается, что он близких родственников между собой стравил — дядьев с племянниками. Потому с ним так и поступили.
— Совсем сдурел старый… — пробормотал волхв себе под нос, но Мишка услышал.
— Тебе видней — сдурел так сдурел. Весть запомнил?
— Грек Илларион, полк воинов-монахов.
— Верно, — Мишка утвердительно кивнул. — Встать можешь?
— Сейчас… ох! Сейчас, погоди немного, уже отходит. Так Корзень из-за этого на городище пошел?
— Почему ты его так зовешь? — Мишка тут же ухватился за возможность получения новой информации.
— Его так… — волхв, пыхтя, изо всех сил растирал себе ноги, — один человек назвал… перед смертью. Провидцем был. Предрек, что если Корзень со Славомиром схлестнутся…
— Не со Славомиром! — напористо перебил Мишка. — Он другое имя назвал! В Перуновом братстве у всех иные имена, так же как у Корнея — Корзень. Так и у Славомира…
— Ты!.. — волхв отшатнулся к стенке сарая, и на лице его вновь проступила ненависть. — Ты кто такой?
— У Нинеи спросишь. Если разрешит, — Мишка на всякий случай извлек из ножен кинжал и демонстративно подбросил его несколько раз. — Поднимайся и пошли, на ходу быстрее разомнешься.
До лаза в тыне добрались без приключений, волхв на непослушных ногах двигался даже медленнее, чем Мишка на костылях. Уже выбравшись наружу и окончательно поверив в освобождение, он вдруг обернулся и обратился к Мишке:
— Эй, парень! Кукле под одежку напихай чего-нибудь, как будто беременная, и… на-ка вот, Татьяна узнает, — в руке у волхва неизвестно откуда появилась толстая бронзовая игла, тупой конец которой был изготовлен в виде головы языческого идола. — Сначала вытащи, потом обломи или перекуси клещами. Так правильно будет. От кого Нинее поклон-то передать?
— От Михайлы.
— А по-нашему тебя как?
— Ждан. Только она меня все равно Михайлой зовет. Скажи: скоро навещу, только нога подживет.
* * *
— Михайла! Михайла! — опять прервал Мишкины воспоминания голос старосты Аристарха. — Да что ты сегодня сонный такой? Очнись! Слышишь, о чем спрашивают?
— О чем, Аристарх Семеныч?
— Ну, совсем сомлел. Самому-то отцу Михаилу грамота была? Он же на порог прислугу не пустит, мол, нельзя чернецу.
— Была, — отрапортовал Мишка. — С пастырским увещеванием и разрешением от некоторых монашеских обетов до того времени, как выздоровеет.
— Ага. Ну тогда ладно. А почему грамоты с тобой передали, а не с Корнеем Агеичем?
— А про отца Михаила секретарь епископа почему-то меня расспрашивал. И еще один монах — Феофан. Он-то мне грамоты и передал, а почему мне — не знаю.
— Ладно, с этим решили, — староста обвел глазами собравшихся. — Вроде бы все или еще о чем-то забыли?
— Забыли! — выступил вперед десятник Пимен. — Ты сам намедни обещал.
— И охота тебе, Пима, впустую время тратить! — не очень настойчиво попытался возразить староста.
— Не впустую! Дело важное, и от него благополучие всех нас зависит!
— Так, слушайте, — Аристарх повысил голос. — Десятник Пимен и с ним еще… Пимен, сколько вас?
— Еще семнадцать.
— Десятник Пимен и с ним еще семнадцать человек предлагают… как бы это… да ну тебя, Пимка, сам рассказывай!
— Я — десятник четвертого десятка, обозный старшина Бурей и еще шестнадцать человек — все достойные мужи и бывалые воины, а также крепкие хозяева — хотим, чтобы вы задумались над тем, что сотня наша слабеет, — начал торжественным голосом Пимен. — Сами сегодня убедились: полных десятков у нас только три, двух десятков нет вообще, еще один докатился до такого позора, что и говорить противно. Трое десятников остались без ратников, а это значит, что и еще трех десятков у нас нет. Терпеть такое дальше нельзя, с этим, я думаю, и сотник наш согласен. Так, Корней Агеич?
— Беды наши любой перечислить может, — отозвался Корней. — Что предлагаешь-то?
— Но с перечисленным ты согласен?
— Согласен.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
