— Торчу здесь три часа, а в твоей кровати устроился удав. По крайней мере, он лежал там, когда я смотрел последний раз.
Раньше Фиат не подозревал, что Финценс панически боится змей любой длины и любого вида. Финценс хотел было позвонить в полицию, но передумал: с полицейскими никогда не знаешь, чем дело кончится, — повесят на тебя чужие грехи и обвинят в таких делах, о которых тебе в жизни не пришло бы в голову, что они вообще возможны.
Финценс и Фиат единодушны: удав, скорей всего, принадлежит кому-то из соседей, либо в их доме, либо где-то поблизости.
— Нужно отыскать хозяина, пусть забирает своего любимца, — с брезгливой гримасой говорит Финценс. — Сосед или соседка, должно быть, беспокоится из-за отсутствия безногого приятеля, ищет беглеца, так что найти хозяина должно быть несложно.
— Прежде необходимо определить состав правонарушения, — предлагает Фиат. — Если мы этого не сделаем, мой адвокат будет очень недоволен.
— Твой адвокат?! У тебя появился адвокат? С каких это пор? — Брезгливое выражение на лице Финценса уступает место изумленному; он теребит свои косы, как всегда, когда он обеспокоен или в чем-то не уверен, — привычка, которую Фиат уже знает.
— С сегодняшнего дня. Потом расскажу. У меня есть адвокат, да еще какой!
План, который они производят на свет в темном углу между домами, таков: Фиат поднимется в квартиру, там найдет фотоаппарат, сфотографирует удава, потом с фотоаппаратом вернется на улицу. И они вместе пойдут разыскивать соседа, которому принадлежит удав.
— Фотоаппарат, наверное, в кухне, — предполагает Финценс, — в ящике, где вилки-ложки. Будь осторожен, — знаешь, я слышал про удава, который лопнул, потому что проглотил ребенка, школьника. — Финценс потирает большим пальцем нижнюю губу. — Ребенок не выжил.
— Удавы, насытившись, лежат неподвижно, — говорит Фиат, — скорей всего, он там же, где ты его видел. Вероятность того, что он меня съест, мала, уж позволь тебя разочаровать.
— Идиот, — напутствует его Финценс и снова исчезает в тени стены.
В квартире тихо. Ну да, змеи — они вообще не шумные. Фиат вынужден признаться самому себе, что все-таки нервничает. Змей он не боится по той простой причине, что никогда еще не встречался с ними, так сказать, лицом к лицу. В зоопарке удавы, как положено, возлежат за толстенным стеклом, которое не разобьешь, даже если налетишь на него с размаху…
Зеленый коврик у двери сдвинут с места, но это еще не повод для беспокойства — мало ли какие заботы у ковриков. Фиат ступает осторожно, словно перемещается по поверхности мыльного пузыря, который каждую секунду может лопнуть, и он, Фиат, полетит в бездну. В дальней комнате, спальне Финценса, раздается шорох. Фиат осторожно приотворяет дверь. В открытом окне бьется занавеска. Кровать пуста.
Поправляя занавеску и закрывая окно, Фиат вдруг ловит себя на мысли, которую в течение нескольких богатых событиями часов — после звонка Финценса — его сознание успешно вытесняло: удав, скрывающийся где-то здесь, в комнате, проглотил мусанга; удавы ведь способны жутко разевать пасть… Чего только не начитаешься там и сям.
Фиат пробирается в кухню, фотоаппарат находит с первой попытки. Возвращается в коридор и отсюда внимательно осматривает гостиную, — нет, ничего удавообразного не обнаруживается. Он заглядывает под диван. Пусто. И, опять-таки ступая точно по куполу мыльного пузыря, он крадется к двери своей комнаты. Открывает дверь медленно-медленно, словно остерегаясь внезапного нападения. И тут пусто. Финценс сказал, удав два метра длиной? Такой громадине здесь не спрятаться.
В комнате ничего необычного. И в воздухе ничего. Фиат мог бы поклясться, что учуял бы удава, находись тот в квартире. Никаких запахов нет. Означает ли это, что и удава здесь нет?
Из-под одеяла что-то выглядывает. И Фиат сразу же замечает: под одеялом что-то больше, круглое. Так вот ты где! Длинный-длинный позвоночник, вставленный в колбасу, — успокаивает себя Фиат.
Фото удава, укрытого одеялом, никому не нужно. Он должен сдернуть одеяло.
Змея лежит, свернувшись кольцами, и являет собой живую картину: именно так обычно представляешь себе змею; колец — четыре, змеюка лениво приподнимает голову, когда Фиат открывает ее убежище. Она застывает, словно обратившись в живой памятник самой себе. Посмотришь на нее, сразу чудятся разные древние твари, — думает Фиат. И тут осознает, что терпеть не может змей.
Удавы заглатывают добычу целиком, — Фиат не в состоянии думать о чем-то другом; ему вспоминается газетная заметка о лопнувшем удаве, избравшем себе слишком крупную жертву — аллигатора. Удав был длиной несколько метров, аллигатор — два метра. Вроде бы, аллигатор остался жив.
Фиата охватывает озноб лишь на улице, когда он показывает Финценсу сделанные фотографии.
— Может, нам лучше переехать, как ты считаешь? — спрашивает он наобум. — В этой квартире столько было всякого…
— Удавы — животные чистоплотные, у них гладкая и сухая кожа, они общительны и доброжелательны, — словно в трансе изрекает Финценс и смотрит на часы. — Двадцать три тридцать. В чрезвычайном случае в соседскую дверь еще можно позвонить.
Они звонят в разные двери. За первой из четырех, которые открылись (из четырнадцати, в которые звонили), по пушистому синему ковру ползает ребенок, а фантастической красоты девушка холодно спрашивает, чем она может помочь. Темные волосы у нее плотно прилегают к вискам, точно шапочка, сама она хрупкая, кажется, почти прозрачная. (Наверное, няня. И уже давно feed up — по горло сыта неугомонным визгом человеческих детенышей, — скажет потом Финценс, как только они снова окажутся перед закрытой дверью.)
Хотя этот ребенок — тихий ангелочек.
— Вы не знаете, у кого тут в доме есть дикие животные? Мы услышали странные такие, тропические лесные звуки, — говорит Фиат.
(Какая нескладная выдумка! — скажет потом Финценс. — Конечно, девица мгновенно сообразила, что к чему.)
Девушка окидывает пришельцев царственным взглядом и после долгого раздумья вспоминает: да, вроде бы, летом она замечала неприятный запах в подъезде. Но в последние недели запах почти не ощущается или даже пропал. А из какой квартиры шел запах, она не знает.
— Нет, — говорит она, — не думаю, что кто-то здесь держит диких зверей. Каждому хватает проблем с самим собой и другими двуногими. От зверей одни неприятности. Идите домой, спать, и не обращайте внимания на то, что вам слышится. — Мило улыбнувшись, девушка делает шаг к ним, пришельцы пятятся, и дверь закрывается.
У двух других дверей не произошло ничего примечательного.
Человек, появившийся из-за четвертой двери — а еще десять просто не открыли — заявляет, глазом не моргнув: «Ну да, это моя змея». Тип, глядя на которого, в жизни не догадаешься, что он любитель удавов, — настоящая канцелярская крыса. Из тех, кто все делает правильно, как предписано инструкциями. Даже в этот поздний час он вышел в деловом костюме. Начищенный и отутюженный, как на парад, растительность уложена волосок к волоску, по всей лестничной площадке разливается благоухание лосьона после бритья. Стоит себе как ни в чем не бывало и говорит эдак невозмутимо: да, это моя змея.
