– Когда? – удивленно спросила я.
– Я недавно посещала «Фу кемп». Знаешь, наверное, что это такое? Ты же здесь выросла. Так вот, меня пригласили в стартап, который занимается вопросами конфиденциальности в интернете. Буду разрабатывать для них программное обеспечение.
Мне вспомнился чемодан в багажнике Джейкоба. Должно быть, они поссорились, когда Ли ему сообщила.
Она обвела глазами шатер, взглянула на ночное небо Сономы.
– Джейкобу нелегко уезжать отсюда, но это именно то, что мне нужно: интересная работа, Сиэтл… Джейкоб говорит, что почти смирился с переездом. В конце концов, в «Марри Грант» полно производственных директоров. Он сможет руководить компанией из Сиэтла.
– Здорово! – Я старалась вести себя непринужденно, но вдруг осознала, как сильно меня огорчает его отъезд.
Ли махнула в сторону Джейкоба, который стоял у края шатра рядом с моим отцом. Бен тоже находился неподалеку – возможно, она указала на него.
– Хорошие люди не любят бросать начатое. Не замечала? Я вот замечала. Они не сдаются, даже когда пора.
Я кивнула, глядя на Джейкоба с Беном и не вполне понимая, с чем именно соглашаюсь.
Ли посмотрела прямо на меня.
– Мне хочется верить, что мы бы с тобой подружились, если бы я осталась в Сономе. Ты так не думаешь?
Эти странные, но искренние слова меня тронули.
– Может, у нас еще будет такой шанс.
– Может, и будет, – улыбнулась она. – Пойду найду Джейкоба и допью с ним эту бутылку.
Ли забрала бутылку с остатками вина и уже было направилась туда, где стояли отец с Джейкобом, как вдруг обернулась и сказала:
– Он хороший человек. Джейкоб. Очень хороший.
– Потому что знаю, отчего ты вчера не представилась.
Разморозка
Финн прятался в домике винодела и размораживал последнюю лазанью. Он тыкал деревянной ложкой в толстое тесто, но это плохо помогало.
– Что-то не получилось ее разморозить, – пожаловался он при виде меня.
– Нельзя же просто спрятаться здесь и есть лазанью!
– Почему нет? Или я должен мило беседовать с маминым ухажером? Представляешь, этот тип подошел ко мне и сказал, что много обо мне слышал. А я ответил: «Да? А я о вас – почти ничего». Что было моей первой ошибкой. Он битый час читал мне лекцию о своей трактовке Пятой симфонии Бетховена. Все-таки я ненавижу классическую музыку.
Финн поднялся, включил плиту, затем вывалил лазанью в кастрюлю и принялся гонять ее ложкой туда-сюда.
– И потом, я не просто прячусь, а строю планы.
– Какие еще планы?
– Я обещал изменить свою жизнь. Сделать все, что в моих силах. Ну так вот: я уезжаю в Нью-Йорк.
– Я не это имела в виду!
– Ну, беднякам выбирать не приходится.
При мысли о его отъезде у меня защемило сердце. А главное, я не верила, что он найдет в Нью-Йорке то, что ищет.
– Если я скажу, что смогу профессионально заниматься фотографией, тебя это утешит?
– Немножко.
– Хорошо: я смогу профессионально заниматься фотографией.
– Финн, так ты не найдешь того, что ищешь. Переезд не поможет. И потом, ты любишь Соному. Твой дом здесь. Что ты надеешься получить в Нью-Йорке?
– Душевный покой. И радость.
Я закрыла глаза, не зная, как до него достучаться. Финн не желал слушать: он был слишком поглощен тем, что ковырял замороженную лазанью деревянной ложкой – впрочем, без особого результата. Я отобрала у него ложку и включила плиту посильнее.
– Тебе же помог переезд, – заметил Финн.
– Не так сильно, как ты думаешь.
Он уселся на разделочный стол.
– Похоже, некая актриса, она же бывшая девушка твоего жениха, испортила тебе вечер?
– Кажется, Мишель его любит.
– Уверена? Она же актриса. Ей положено притворяться, будто она всех любит.
Я рассмеялась.
– Я не желаю читать лекций и не желаю их выслушивать, – снова заговорил Финн. – Хотя, по-моему, нам обоим не помешала бы лекция на тему «Стоит ли бороться, если не уверен, что хочешь победить». Зато я желаю чего-то другого. Например, горячей лазаньи. Давай просто затаимся и не будем отсюда вылезать. Тогда, возможно, нам удастся пересидеть этот вечер, ни с кем больше не встречаясь.
Я хотела возразить, но не смогла, потому что Финн вытащил свой единственный козырь – взял меня за руку.
– Вы что, стащили лазанью?!
На пороге, скрестив на груди руки, стояла мама. Она была в бешенстве – не только на Финна, но и на меня, потому что я не сделала за нее того, ради чего она сюда пришла. Чем бы это ни было.
– Ой-е… – пробормотал Финн.
– Вот именно: ой-е! Отец вас обоих ищет. Он хочет произнести прощальный тост, представить Джейкоба и распустить всех по домам.
Финн поднялся, но мама загородила ему дорогу.
– Бобби твой брат. Нужно как-то двигаться дальше. Любыми способами.
– Я этим и занимаюсь – двигаю отсюда в Нью-Йорк.
– Ты просто сбегаешь, а не двигаешься дальше.
Мама направилась к двери, считая, что разговор окончен. Однако Финн был иного мнения.
– А нельзя то же самое сказать о тебе? – спросил он.
– Может, и можно. Может, даже нужно. Но потом. А сейчас – марш вперед, пока я окончательно не свихнулась.
Мама вытолкала нас за порог и погнала обратно в шатер, где папа готовился произнести тост в честь последнего урожая.
Никто из нас даже не вспомнил о забытой на плите лазанье.
Синхронизация
Отец стоял перед гостями, держа в руках бутылку вина без этикетки.
– Только посмотрите, сколько народу собралось! За бесплатным вином жители Себастопола куда угодно отправятся, верно я говорю?
Все зааплодировали. Отец вышел на середину сцены и встал позади небольшой кафедры.
Гости толпились перед сценой, образуя полукруг; члены семьи собрались позади отца: мама рядом со мной, Финн – рядом с папой. На Маргарет Финн не смотрел. Бобби держался чуть в стороне. Близнецы, совершенно измотанные, цеплялись за ноги родителей. Генри стоял у края шатра, не сводя глаз с мамы. Бен – рядом с ним, Мишель и Мэдди – в нескольких шагах позади. Бен встретился со мной взглядом и попытался улыбнуться, но я отвернулась.
Отец надел бейсболку с вышитой надписью: «Виноведы». Гости – две сотни людей, многих из которых здесь не было бы, если бы не он, – засмеялись. Отец развернул бейсболку козырьком назад и снова взял в руку бутылку с вином.