Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
* * *
Все годы ссылки я жила перепиской с Тенгизом. Моим Тенгизом.
Признаться, я не люблю на эту тему говорить. Но не говорить тоже будет не совсем честно по отношению к Тенгизу.
Он считался очень хорошим художником, имеющим большую перспективу. Был единственным сыном у отца, сестра у него рано умерла. И мать.
И то, что он, бросив все, поехал за мной в Казахстан… Этот его поступок точно можно назвать героическим.
Меня в Тбилиси потом останавливали совершенно незнакомые люди, которые слышали, что Тенгиз за мной приехал. И говорили: «Как мы хотим встретить его и выразить благодарность за тот героический поступок».
Мы познакомились благодаря… хлебной книжке. После войны, чтобы не умереть с голода, мне была нужна эта книжка. И один наш университетский профессор попросил своего дядю устроить меня в театральный институт. А там работала двоюродная сестра Тенгиза. И вот она и ее подруги и познакомили меня с Тенгизом.
Издалека-то я его уже видела. И он, оказывается, тоже издалека меня знал.
И потихоньку начал ухаживать за мной, приходить в гости. Как-то пригласил в кино, я пошла. И сразу весь Тбилиси заговорил: «Если Татули в кино пошла, значит, замуж выйдет». И нас уже венчали, по-моему.
Когда он только начал ухаживать за мной, я не говорила подругам, кто мой избранник. И фамилию не называла. А когда они уж очень начинали настаивать, то говорила, что он просто работник искусства.
Тогда они сами придумали ему прозвище – Ассорти. Дело в том, что я очень любила конфеты, и Тенгиз мне всегда дарил бонбоньерки «Ассорти». Так мы его между собой и называли.
В 1951 году мы с Нитой Табидзе, дочерью поэта Тициана Табидзе, отдыхали в Гаграх. И вечером опоздали на поезд.
Никогда не забуду, как мы с ней устроились на перроне. Я сидела на скамейке, а она прилегла, положила голову мне на колени, и мы с ней о многом успели поговорить.
Была лунная ночь, вокруг тишина, голубые глаза Ниты были совсем близко от моего лица и смотрели, казалось, прямо в душу. Тогда я ей и рассказала, кто мой жених.
«А ты сможешь вести жизнь, которая будет нужна Тенгизу?» – спросила Нита.
Меня ведь считали домоседкой, а Тенгиз был богемным человеком, любил погулять, гостей принять.
Я ничего не ответила Ните, так как попросту не задумывалась над этим вопросом. Но в итоге мы прожили с Тенгизом больше полувека…
Его не было в городе, когда меня выслали в Казахстан. А когда он вернулся, то тут же отправился к нам домой. Товарищ, встретив Тенгиза на лестнице, спросил, куда он идет.
– К Татули.
– А ты что, не знаешь?
– Нет, а что случилось?
– Их выслали три дня назад. Всю семью.
По соседству жила моя двоюродная сестра Тина. Тенгиз, даже не постучавшись, влетел к ней домой, сел и начал плакать. Полчаса он не двигался и просто плакал…
Тенгиз не объяснялся мне в любви. Но, узнав о том, что нас выслали, написал в письме: «После смерти мамы и сестры я не предполагал, что со мной может произойти такое несчастье».
И этого для меня было достаточно, все стало понятно.
Правда, когда он присылал мне телеграммы в Казахстан, я интересовалась, как он их подписывает. Потому что если в конце было бы «целую», то я бы прекратила с ним общение. Какое он имел право на такие слова? Тенгиз подписывался «с уважением»…
Ему ведь из-за меня не дали Сталинскую премию. Он выполнил памятник великому грузинскому ученому Ивану Джавахишвили, который был выдвинут на соискание премии. Но председатель комитета по Сталинским премиям Акакий Хорава сказал, что человек, у которого жена ссыльная и который ходит по коридорам КГБ, не достоин такой высокой награды. И Тенгизу премии не дали.
Он действительно, как только узнал о нашей высылке в Казахстан, принялся ходить в КГБ и искать возможности вернуть нас.
25 декабря нас выслали, а 29 декабря Тенгиз уже находился в Москве и начал хлопотать, бегать по кабинетам и писать заявления о том, что его невесту незаконно выслали.
Я говорила потом: «Какое ты имел право называть меня невестой? Ты мне в любви не объяснялся, я не соглашалась». Но это я шутила, конечно.
Ему, подающему большие надежды молодому скульптору, говорили: «Что, других девушек, что ли, нет? Почему ты к этой Татули привязался?»
Когда он уезжал за мной в Казахстан, то пришел сказать об этом отцу. У того он был единственным сыном – жена и дочь погибли. Сестра Тенгиза заболела скоротечной чахоткой. Ей сказали, что нужно ехать на море, и мать повезла ее в Гагры. Там девушка проводила все дни на солнце, и болезнь еще больше развилась. И она умерла.
Так мать не могла себе этого простить. После похорон дочери не брала в рот ничего, кроме хлеба и воды. И умерла в день похорон дочери, год спустя.
Тенгиз жил с отцом. Тот был главным администратором в Опере. Тенгиз часто бывал там. И я с подружками фактически жила на галерке. Наизусть знала «Кармен» и другие оперы. Не имея слуха, с легкостью определяла, где артисты допустили фальшь. Подруги всегда этому удивлялись…
Тениз ожидал услышать от отца просьбу или даже требование остаться с ним в Тбилиси. Но мужчина только спросил: «У тебя деньги есть? Все-таки долгая дорога предстоит. Береги себя!»
И вот в один прекрасный день Тенгиз появился в Казахстане с документами о моем освобождении.
Мы с братом очень переживали, потому что он с деньгами ехал, интересный, хорошо одетый. Самолет в Ташкент прилетал, и потом Тенгиз должен был еще 200 километров по пустыне проехать.
Слава богу, добрался благополучно.
И в тот же день забрал меня. Было, правда, очень тяжело оставить маму, брата и нашу маленькую Лидико, которую мама взяла на воспитание.
Когда мы приехали из Казахстана в Москву, то нас отказывались селить в один номер в гостинице «Ленинград». Ведь мы не были расписаны.
Мы обошли чуть ли не весь город, чтобы найти загс, в котором нас распишут. В конце концов нашли. В соседнем доме он оказался. Мы жили у друзей на Пушкинской улице, 11. А загс располагался на Пушкинской, 9.
Мы ото всех скрыли адрес, так как не хотели, чтобы было много людей. Но друзья все равно узнали. Обзвонили загсы и разведали, где расписываются двое грузин. И когда мы утром пришли с Тенгизом, то у дверей нас уже ждала толпа друзей.
Когда юные журналистки спрашивают меня, какая у нас была свадьба и какое на мне было платье, мне становится смешно. Потому что никакой пышной свадьбы у нас не было. А платье на мне было старое, с вылинявшей на солнце во время сборки хлопка спиной.
Но застолье конечно же было. Его для нас устроил поэт Михаил Светлов, который был мужем моей троюродной сестры Родам Амиреджиби. Они накрыли стол у себя дома, на улице Горького, 8. Было много гостей, пришли знаменитые художники Кукрыниксы, которые произвели на меня большое впечатление.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
