— Как? Что? Что?! Шутка? Погоди, я — часть этой шутки?
Как будто в моем мозгу пострадала извилина, которая координировала речь. Я думать не могла о том, чтобы произнести что-то еще. На самом деле мысли были только об одном: где же камеры? Я озиралась вокруг и изучала потолок бельведера, но единственный обнаруженный мной «жучок» оказался светлячком, пролетавшим мимо. Вокруг не было ничего, кроме темноты.
— Не беспокойся, здесь ничего нет, — проговорил Ник странно спокойным голосом, — На эту часть территории им вход воспрещен.
«Он серьезен, — подумала я. — И это не шутка». Мне захотелось заплакать. Или, может быть, засмеяться.
— Ты, вероятно, потеряла ко мне всяческое уважение, — продолжал он. — Но я действительно надеялся продолжить это путешествие с тобой…
«О Боже, неужели он только что сказал: «Продолжить это путешествие»? Значит, все правда. И он действительно является материалом для телевизионного реалити-шоу». Мой шок и недоверие медленно вскипали, превращаясь в злость… и ревность. Но я была слишком растеряна, чтобы преобразовать какие-либо из эмоций в убедительные аргументы.
— Алекс, ты можешь ненавидеть меня за то, что я хотел приключений, зато, что хотел появиться на ТВ, — говорил Ник, — но не думай, что я делаю это, потому что помешан на моделях. Подумай, если бы я действительно хотел назначать свидания топ-моделям и если бы я на самом деле был их фанатом, стал бы я проводить все это время с кем-нибудь вроде тебя?
— Что?
— О Господи, я совсем не то имел в виду… Я не хотел сказать, что ты не так красива, как…
— Пожалуйста, остановись. — Я встала, постояла секунду и только потом бросилась бежать. Не знаю, куда я направлялась; мне просто необходимо было уйти куда-нибудь, прочистить мозги. Завернув за угол вблизи сада, я оказалась у бассейна и джакузи, оккупированными тремя худыми, но грудастыми девицами, две из которых были блондинки, а одна рыжая. Вся троица непринужденно болтала и потягивала шампанское. О Боже, это правда. Правда.
Вероятно, они заметила меня, потому что вдруг разом замолчали и бессмысленно уставились в моем направлении. Я застыла, застигнутая врасплох пристальными взглядами трех красоток, жаждущих стать супермоделями, — что-то очень напомнило мне столкновение с Катериной. Может, их учили этому в модельном колледже? Мгновение спустя я повернулась спиной и припустила дальше, на террасу и через двойную дверь в особняк.
За этими стенами находилась другая вселенная. Галерея, обитая панелями красного дерева, шла параллельно наружной террасе, но позолоченные рамы обрамляли не картины, а телеэкраны, передававшие то, что происходило, казалось, в реальном времени в других местах имения: там были девушки в джакузи. И там был Ник, шагавший к дому. Я повернулась и пошла дальше, отворяя одну дверь задругой, переходя из комнаты в комнату. Студия с тяжелыми бархатными драпировками и книжными стеллажами от стены до стены, на стенах настоящие картины маслом — но я уже была готова увидеть бегающие глаза в прорезях на портрете Людовика XIV. Я не могла избавиться от чувства, что за мной наблюдают отовсюду, и, куда бы ни пошла, везде я не одна. Как мог Ник выдержать такое?
Ник. Мне нужно было изгнать мысли о нем из своей головы! Я ускорила шаг, перейдя на бег трусцой, заспешила по коридору. Особняк был еще больше, чем казался снаружи, и, могу поклясться, сколько я ни блуждала, ни разу не попала в одну и туже комнату дважды. Я открыла дверь музыкальной гостиной, наполненной инструментами, обнаружила обитаемую спальню: два раскрытых чемодана лежали на темно-красном персидском ковре, а в них было то, чего я, даже в моем теперешнем состоянии, просто не могла не заметить — такое количество косметики и средств для ухода за кожей, какого не имели я и моя мама, вместе взятые; пять упаковок сигарет «Мальборо лайтс» с наклейками «дьюти фри»; гора дамского белья, все «Козабелла»; и несколько юбок, которые даже на мне казались бы микромини. Я содрогнулась при виде предательских признаков биологического вида, известного как Homo modelus, и с силой захлопнула за собой дверь.
Следующая дверь вела в сильно задрапированную комнату, освещенную лишь светом экрана видеокамеры, стоявшей на штативе в углу. Я уже видела этот зеленый цветовой фон и раньше… Где же? Выглядело так знакомо… О Боже! В голове с быстротой молнии промелькнули все батальные сцены, виденные мной по телевизору, — битвы, ведущиеся в темноте. Жуткие полосы зеленого, струившиеся с экрана, когда бомбы падали на Багдад… Это, догадалась я, была камера ночного видения. А затем — прежде чем мое чувство приличия смогло одержать верх над моим инстинктом моментально делать колкие замечания, — подумала: «Не было ли большинство сексуальных сцен в парижском «Хилтоне» залито тем же зеленым туманом?»
С этими мыслями в голове я заспешила прочь из темной комнаты, переполненная злостью еще больше, чем замешательством, и продолжила свой путь через этот лабиринт, как паникующая лабораторная крыса. За следующим поворотом увидела слегка приоткрытую дверь и на цыпочках вошла внутрь. Здесь находилась еще одна видеокамера, закрепленная на стойке, а позади нее был бархатный занавес цвета бургундского, отделявший часть комнаты. На камере красовалась наклейка «Исповедальня. Кабина 1». И горела красная лампочка. Шла запись.
В каком бы отчаянии я ни была, ища выход любопытство взяло верх. Я медленно приблизилась к камере и молча всмотрелась в монитор. Брюнетка с заплаканными глазами, закутанная в белый банный халат, полулежала на чем-то похожем на красную кожаную софу в форме губ и прикладывала к глазам салфетку «Клинекс».
— Я слабая, — произнесла она с отчетливым чикагским акцентом. — Не могу контролировать себя. И теперь Ник будет думать, что я, я… — Она сделала паузу, чтобы высморкаться.
Я разинула рот. Мне необходимо было услышать то, что, как мне представлялось, было бы ужасным и отвратительным и доказывало бы одним махом все грязные подробности, связанные с Ником и мелькавшие в голове, хотя я знала, что это меня травмирует. Как в тот раз, когда я заставила себя смотреть прямую трансляцию операции на желудке Карни Вильсон[63]. Непристойно, но захватывающе.
Брюнетка опять вытерла нос. Я внимательно наблюдала за ее подергиваниями, хлюпающим носом, тем, как она грызла ногти… Она посмотрела на свои руки:
— Ник подумает, что я совершенно не заинтересована в игре.
Моя левая бровь непроизвольно взмыла вверх. Это было не то, что я ожидала услышать, определенно не то.
— Я видела, на кухне остался только один шоколадный круассан, и, конечно, я его съела. И… и… ничего не могу поделать — я просто машинально вызвала у себя рвоту! — продолжала она, кусая заусенцы.
«Интересно, сколько калорий в заусенцах?» — неожиданно развеселилась я.
— Держу пари, одна из этих сук съела остальные круассаны… Эти жирные, нападающие сзади бисексуалки…
