— И почему? — спросил Антон.
— Потому что я… влюбилась. Вся. — Она вздохнула. — Да, вся, впервые в жизни. Мне захотелось, чтобы ты был рядом со мной всегда, — сказала она.
— Это… чистосердечное признание? — спросил Антон, наклоняясь к самому ее уху. Носом отодвинул прядь волос и легонько прихватил розовую мочку зубами.
— Ох, что ты делаешь! — От внезапной слабости во всем теле она упала на спинку кресла.
Ирина боялась признаться себе, а Антону тем более: похожее ощущение возникло и при встрече с ним в метро. Как только увидела круглое, светлое лицо, которое ни во что не пряталось.
Даже когда обвиняла Антона в том, что он — подослан Кириллом, она не верила самой себе. Разве может он быть на побегушках у Кирилла? Эти двое из разных миров, они никогда не соединятся в одном деле. Хотя столкнуться могут.
— Я готовился к тыквенному балу очень серьезно, — признался Антон. — Должен сказать, никогда не думал, что разные народы воспринимают тыкву по-разному.
— Ну-ка, поделись, не жабься! — по-детски потребовала Ирина. — Я тоже много знаю, но, может, от тебя услышу что-то новое?
— Для некоторых народов тыква — целый мир.
Ирина кивнула.
— А известно ли тебе: есть люди, которые видят в ней часть тела? — Антон сощурился.
— Ну да? — недоверчиво пробормотала Ирина, но, проследив за его взглядом, покраснела. — Ты что?
Его взгляд замер на ее груди.
— Я поставил себя на место американского индейца, — заявил Антон.
— И что? Что видно с этого места? — улыбнулась Ирина, чувствуя, как пылает лицо.
— Грудь. Женская.
Ирина прижала руку к расстегнутому вороту рубашки.
— Ты что?
Она почувствовала, как грудь напряглась.
— Они — не я. У американских индейцев тыква ассоциируется с женской грудью, которая кормит…
— Но их тыквы похожи на огурец, — попыталась спорить Ирина.
Антон снова бросил взгляд на ее грудь. Потом наклонился и прошептал в ухо:
— Я знаю, на что похожа твоя. Она совершенной формы.
Ирина покраснела, отстраняясь от Антона.
— Я читала другое, — сказала она. — Индейцы видят в тыкве космический глаз. Из него, верят они, вышел весь мир. Но мне больше нравится взгляд китайцев — для них тыква — это космос в миниатюре, — продолжала Ирина. — Символ изобилия и процветания. Даже долголетия. Она — талисман, который вносит гармонию в жизнь того, кто занимается тыквой. Я согласна с ними.
— Как ты относишься к Хеллоуину? — спросил Антон.
— Так же, как ко дню Святого Валентина, — фыркнула она.
— То есть? — спросил он, слегка отстраняясь.
— Фирма, которая устраивает праздники, готова купить мои тыквы. Следующего урожая теперь уже. Для Хеллоуина. Для масок.
— А что насчет дня Святого Валентина? — не понял он.
— Это будет ноу-хау, — засмеялась она. — Я хочу вырастить тыквы в форме сердца. Не зря же училась на курсах в Тимирязевке.
— Понял, — кивнул он. — Теперь ясно, во что превратятся семнадцать соток в деревне Созоновке.
— Во что же? — Она внимательно смотрела на Антона.
— Сначала в опытное поле, а потом доходы будут расти и поле превратится в поместье.
Она кивнула.
— А я думал… — Антон вздохнул и сложил руки на груди. — А я надеялся…
Она толкнула его в бок. Ей нравилось, когда он дурачился.
— На что ты надеялся? Говори!
— Что в твоей деревне, на твоем поле, будет питомник хасок.
— Вот как? — Она прикусила губу. — А в этом есть смысл. Они станут охранять тыквенное поле.
— У них нет такого в генах.
— Но разве об этом знают все? — Ирина быстро повернулась к нему. — Я готова немного… подвинуться… — сказала она и слегка отодвинулась от него.
Он же быстро поднял подлокотник, разделяющий два кресла, тесно прижался к ней боком.
— Ох, ты хочешь меня совсем…
— Прижать… да… к себе… — прошептал он.
Голос стюардессы призвал пассажиров приготовить столики для обеда.
— Как я понял, мы договоримся? — насмешливо спросил он, раскрывая столик.
— Да, — сказала она. — Считай, что уже. В принципе. Детали — потом. — Ирина тоже раскрыла столик. — Что нам дадут? — повела носом. — Курица?
— Ага, и, по-моему, рыба. — Антон поиграл ноздрями.
— Я — рыбу… — сказала она, а он, не отрываясь, следил за ее лицом.
— Ты мне очень нравишься… сегодня. Очень… — пробормотал он.
Она просто кивнула. Он засмеялся. Стюардесса подала им обед, упакованный в блестящую фольгу.
— Вот, две рыбы, приятного аппетита…
В аэропорту Вены им предстояло пересесть на местный самолет до Клагенфурта. Времени между рейсами — сорок две минуты. Антон, поднимая сумку с тыквой, простонал:
— В следующий раз я по-другому обойдусь с этим плодом.
— Как же?
— Сфотографирую и пошлю.
— Быстрой почтой? — спросила она.
— Хотя бы. Все руки оттянула, — нарочито хмуро ворчал он. — Но, слава богу, мы летим не на Украину, — неожиданно заявил он.
— Там особое отношение к тыкве?
— У-у… Если мужчине дают тыкву, это означает — поворачивай оглобли. Если он жених.
Ирина засмеялась.
— Ага-а… Можно подумать, ты чувствуешь себя женихом! А я даю тебе тыкву!
Он поставил сумку и посмотрел на нее.
— А кем я должен себя чувствовать? — спросил, глядя на нее в упор.
— Ты… не знаешь? До сих пор? — Она говорила тихо, а глаза ее блестели.
— Скажи мне… — так же тихо попросил он.
— Мужем, кем же еще.
Он раскинул руки, а она спрятала лицо у него на груди.
Таможенники сосредоточенно рассматривали тыкву, просвечивали ее нутро — не тайник ли.
Герд встретил их и сразу повез на свой огород. В маленьком домике показал коллекцию тыкв, снятую на видео. Потом отвел в теплицу, где дозревали особенные сорта. Он сказал, что у него есть еще один сорт, необыкновенный, который продлевает молодость. Он выращивает его для одной фармацевтической фирмы.
— Эта фирма хочет прийти и в Россию, понимаешь? — сообщил он, глядя на Ирину. — Им нужны местные источники сырья. Я уже сказал, что семена моей тыквы есть в России. Назвал твое имя.
— Спасибо, — поблагодарила Ирина.
Она шла между ним и Антоном и думала: а ведь Герд говорил правду тогда, в Шереметьево. Тыква ввела ее в другую жизнь.
