– Но разве они не заметят, где мы свернули?
– Они не догадаются, что мы едем сзади. Когда они проезжали там первый раз, следов не было. Так что если они повернут назад – в чем я сомневаюсь, – то решат, что кто-то еще проехал по этой дороге после них.
Настало утро, серое и дождливое. И еще холоднее ночи. Тропу они вскоре оставили, но было далеко за полдень, когда они наконец увидели одинокую хижину.
– Непохоже, чтобы в доме кто-то был, – произнес Тринити. – Дыма нет над трубой.
Настроение у Виктории упало. Она не могла ехать дальше. Только мысль о том, что скоро она высохнет и согреется, поддерживала ее так долго. Она провела в седле без сна большую часть последних трех дней. Теперь ее одолело такое изнеможение, что она обрадовалась бы и пещере.
– Не могу сообразить, куда подевался Бен, – сказал Тринити, когда они укрылись от дождя под широким навесом. – Но он не пожалеет для нас убежища на ночь.
Тринити пришлось снять Викторию с седла. Сама она спешиться не могла.
В маленькой хижине была только одна комната. Виктория мысленно поблагодарила небо за деревянный пол. После нескольких часов дождя земляной превратился бы в грязную лужу. В центре комнаты стояли грубо сколоченный стол и два стула. Маленькая железная печка с дымоходом, выходившим в потолок, стояла у дальней стены. Слева от печки отсутствующий Бен построил на стене полки, где держал под рукой припасы. Справа, в маленьком алькове, образованном открытой дверью кладовки и глубокими полками, стояла односпальная кровать. И хотя она была тщательно застелена, комфортом явно не отличалась.
Но Виктория восприняла ее как подарок небес.
На крючках вдоль стен висели седла, уздечки, шляпы.
– Я разожгу огонь и поставлю воду для кофе, – произнес Тринити, входя в хижину вслед за ней с седельными сумками в руках. – А ты поскорей избавься от мокрой одежды. – Долгие годы практики позволили ему разжечь огонь меньше чем за минуту.
– Давай-давай, снимай одежду, – сказал Тринити, поворачиваясь. Он увидел, что Виктория стоит неподвижно, и вода с нее капает на пол.
– Не могу, когда ты здесь.
– Мне нужно позаботиться о лошадях. К тому времени, когда я их расседлаю, оботру и накормлю... ты должна все успеть.
– Мне неприятно, что тебе приходится выходить наружу, но ведь здесь всего одна комната.
– Не волнуйся, – кивнул Тринити. – Мне все равно пришлось бы заняться лошадьми.
Глава 18
Едва дверь за Тринити закрылась, Виктория полезла в сумки за сменой одежды. Сначала она стащила с себя сапожки, а потом стала раздеваться. Несмотря на плащ-дождевик, она промокла насквозь и продрогла до костей.
Стоя так близко к маленькому очагу, как только осмелилась, она разделась догола. Дрожа и стуча зубами, она поспешила натянуть сухую одежду. Вещи были влажными и холодными.
Она взяла с постели толстое индейское одеяло и закуталась в него, затем подвинула один из стульев поближе к огню и бессильно опустилась на него. Еще несколько минут тело ее оставалось словно деревянным, все мышцы были напряжены. Однако по мере того как печка согревала хижину, Виктория начала расслабляться.
Она и не представляла, насколько устала. Даже во время бегства из Техаса она не провела столько часов в седле, не испытывала такого изнеможения и ей не приходилось убегать от такого количества опасных преследователей.
Но теперь, кажется, все плохое было позади. Она обсохла, согрелась, и пищи у них хватит на несколько дней. И еще она была в безопасности. Тринити об этом позаботится. Впервые за многие часы она может расслабиться.
Ей становилось жарко. Она отодвинула стул немного назад. Вода закипала. Ей нужно было бы поискать кофе, но она чувствовала себя слишком усталой, чтобы этим заняться... и чтобы сидеть на стуле. Веки ее отяжелели...
Виктория поднялась и пересела на кровать. Она была не такой удобной, как ее постель дома, но для короткого отдыха сгодится. Она легла и натянула на плечи одеяло.
Она не станет спать, только подремлет десять – пятнадцать минут. А затем встанет и приготовит что-нибудь поесть. Виктория с облегчением расслабилась на постели. Были времена, когда путешествие с Тринити казалось страшным сном, от которого ее разбудит Анита со словами, что никогда она ничего не сделает в жизни, если будет спать и спать. Виктория закрыла глаза и улыбнулась. Анита такая милая. Они с Рамоном вечно ее балуют. И так же поступали ее отец и дядя... и Бак. Все ее баловали, пока не появился Тринити. Только Тринити решил, что она не сломается, что она крепкая, как мужчина; Ей это понравилось, но надо признаться, что ей было приятно, когда ее баловали. Может быть, Тринити не всегда, был таким. Может, когда он будет на своем ранчо, он сможет стать мягче. Возможно, он даже скажет ей что-нибудь приятное и не испортит комплимент тем, что тут же нагрубит.
Интересно, какое у него ранчо? Что откроет оно ей нового, что расскажет о нем, чего она раньше не знала?
– Снаружи становится все хуже и хуже, – сказал Тринити, входя в хижину. Ветер тут же захлопнул за ним дверь. – Я не удивлюсь, если это перейдет в...
Виктория спала как убитая. Даже его шумное появление ее не разбудило. Тринити поспешил к печурке. Вода в кастрюле вся выкипела. Взяв с полки другую, Тринити поспешил наружу, зачерпнул воды из дождевой бочки и вылил ее в кастрюлю, стоявшую на огне. Вода зашипела, подняв облако пара, значит, скоро вода для кофе будет готова.
Он подошел к кровати и хотел сменить одеяло. То, на постели, было тяжелым и грубым, сделанным из конского волоса, но пальцы Виктории крепко в него вцепились. Он пожалел, что у него нет мягкой подушки, – на постели Бена лежала жесткая, туго набитая ватой. Однако Виктория спала крепко, несмотря на грубое одеяло и жесткую подушку.
Ему хотелось устроить ее поудобнее, но, кажется, лучше всего было оставить ее в покое. Не слишком удачно он о ней заботился. Грант Дэвидж наверняка не позволил бы ей с ним ехать, если бы знал, что на нее нападут индейцы, а потом будут преследовать похотливые старатели и после всего ей придется спать в грязной хижине.
Тринити точно не позволил бы женщине, которая была ему дорога, ехать куда-то в таких условиях.
«Поэтому-то ты и чувствуешь себя виноватым». От неожиданного понимания у него перехватило дыхание. «Ты испытываешь к ней нежные чувства. Такие, каких никогда не испытывал ни к одной женщине после Куини. Такие, какие поклялся больше никогда не испытывать».
Он испугался. Подобное с ним было в первые месяцы после женитьбы отца на Куини. Чувство бессилия и безнадежности. Многие годы это чувство преследовало его. Оно заставляло его просыпаться среди ночи в холодном поту.
Влюбиться было все равно что потерять власть над своей жизнью.
К его удивлению, страх рассеялся так же быстро, как нахлынул. С Викторией все будет по-другому. Но все-таки чего он от нее хотел? Он часто думал о том, что испытывает к ней желание, но получалось, что он хочет от отношений с ней чего-то более серьезного и долговременного.
