Книга Генеральша и ее куклы - Светлана Шишкова-Шипунова

Звали её Фаина. Имя своё она не любила. То есть, в детстве, конечно, любила, как все дети любят, не задумываясь, почему их зовут так, а не иначе. Дома её звали Фая, Фаечка, Фаюшка (с ударением на ю). Сама она, учась говорить, произносила поначалу лишь первые две буквы – Фа…

— Девочка, как тебя зовут?

— Фа!

Став старше и сообразив, что вокруг все девочки сплошь Маши, Даши и Ксюши, в крайнем случае – Насти, и только одна она – Фаина, она стала не любить своё имя и даже стесняться его. В школе дети и даже некоторые учителя переспрашивали удивлённо:

— Фаина? Ты что, нерусская?

— Почему? Русская… – краснела и обижалась она.

Пока не услышала случайно, как одна взрослая и очень красивая женщина сказала о себе: «О! Во мне много кровей намешано!». Фаине это выражение так понравилось, что она решила впредь говорить то же о себе. Ей казалось, что это придаёт ей загадочности в глазах окружающих и хоть как‑то оправдывает её необычное имя.

Когда проходили по истории покушение на Ленина, весь класс на неё оглядывался и многозначительно улыбался. В более поздние времена кто‑нибудь обязательно съехидничал бы:

— Что ж ты так плохо стреляла?

Но тогда ни у кого, тем более у школьников таких даже мыслей не возникало. Ленин – вождь, Фанни Каплан – вражеская гадина. Спасало только то, что та все же Фанни, не Фаина. Мальчишки подразнили её некоторое время «эсеркой», но быстро забыли эту тему.

Другая Фаина была причиной более длительных шуточек в её адрес. В то время по телевизору часто показывали фильм «Подкидыш», где играла Фаина Раневская. Родители очень любили эту актрису. Ей она тоже нравилась, позже она вообще стала считать, что это и есть самая великая актриса советского кино, а никакие не Орлова–Ладынина. Но тогда, в школе, даже девочки дразнили её Мулей:

— Муля, не нервируй меня!

Она делала вид, что ничего, не обижается, и смеялась со всеми вместе, но дома спрашивала:

— Ну зачем, зачем вы меня так назвали?

Хотя прекрасно знала – зачем, родители просто подбирали имя на букву Ф, потому что фамилия их была тоже на Ф – Фетюшины, и им казалось, что это хорошее сочетание.

— Между прочим, Фаина в переводе с греческого – сияющая! — говорил в своё оправдание отец.

— Что ж я не сияю?

— Подрастёшь – засияешь! – обещала мать. – И умом, и красотой, и вообще!..

Насчёт ума они не ошиблись, девочка выросла умненькая, но красотой не блистала, портил крупный нос, унаследованный от деда по материнской линии. В сочетании с именем это не сулило ей в будущем большого счастья. И тогда любящие родители, у которых она была один свет в окошке, решились на отчаянный шаг, собрали, какие могли, деньги, и повезли девочку в Москву, в Центр пластической хирургии. Идея принадлежала самой Фаине, начитавшейся о подобных операциях в журналах. С первой попытки родители с негодованием идею отвергли и даже сочли себя несколько оскорблёнными, но дочка настаивала, и сначала мать, а потом и отец стали обдумывать эту мысль, советоваться между собой и со знакомым хирургом по костям, наконец, согласились и даже более того, сами загорелись, опасаясь лишь одного, чтобы не вышло хуже, чем есть. Но операция оказалась удачной. Отлежав положенное в клинике и отсидевшись дома, пока не прошла обычная в таких случаях краснота и отёчность, Фаина вышла на люди совершенно новым, очень симпатичным человечком – с аккуратным носиком и большими, выразительными глазами, которые и раньше были такими, но стали теперь виднее, заметнее. Другим стало и выражение её лица, с которого сошла былая унылость и которое всё светилось теперь восторгом и радостью жизни. Мать любовалась дочкой со слезами на глазах, а отец первое время все отводил взгляд, говоря: «Нет, это не ты…».

Операция подгадана была под окончание школы и поступление в вуз, так что никто, кроме самых близких людей, ничего и не заметил. Просто из школы вышла одна девочка, а в вуз пришла поступать совсем другая.

Тогда же она без сожаления отбросила первые буквы своего имени, удвоила «н» и стала Инной. Во всяком случае так она представлялась теперь новым знакомым, хотя в паспорте значилось по–прежнему: Фаина. Позже, при обмене советских паспортов на российские она и это препятствие устранила.

Новое имя нравилось ей гораздо больше, в нём слышался намёк на инакость. А главное, ей перестали задавать глупые вопросы, Инна так Инна. Имя как имя. Хотя всё равно редкое. Была только одна артистка с таким именем – Инна Чурикова, которую она с некоторых пор стала считать самой великой актрисой уже другого, своего времени. С детства она очень любила кино и даже мечтала стать кинорежиссёром, но поступать во ВГИК не решилась, будучи на тот момент слишком закомплексованной и в себе не уверенной.

Скоро она ощутила, что жить с новым носом и новым именем стало легче, будто она теперь не она, а какой‑то другой человек. Это маленькое открытие пригодилось, когда спустя несколько лет выпускница психологического факультета Инна Фетюшина стала работать психотерапевтом в наркологической клинике, где готовила к кодированию алкоголиков и наркоманов. Она и им пыталась внушить идею «другого человека», правда, не всегда успешно. За одним из своих вылечившихся пациентов она даже побывала замужем, но неудачно, тот смог продержаться «другим человеком» всего два года и взялся за старое. От этого брака Инна оставила себе только кинематографическую фамилию – Янковская, из‑за которой она в своё время и обратила внимание на этого пациента и про которую говорила, что эта фамилия – «лучшее, что у него было». Себя она тоже продолжала совершенствовать: перекрасилась в светлорусую и длительным сидением на диете добилась желаемой стройности. Знание психологии помогло ей выработать повадки женщины, знающей себе цену.

Таким образом, к 30 годам из некогда длинноносой, чернявой, склонной к полноте и закомплексованной девочки Фаины Фетюшиной получилась курносая, стройная и уверенная в себе блондинка Инна Янковская. Родители гораздо тяжелее, чем она сама, переживали её развод, были недовольны тем, что дочь отказалась от их фамилии, и сокрушались, что к 30 годам у неё – ни мужа, ни деток. Сама Инна не считала себя одинокой и несчастной, напротив – свободной и независимой. Теперь у неё был друг, из разряда редко приходящих и ничего не обещающих, но Инну это пока устраивало, новый амбициозный «проект» занимал её воображение, и на осуществление его она бросила все силы.

Всё началось с банальных разговоров на кухне с подругами, у каждой из которых были свои проблемы с мужьями, любовниками и начальниками. Все это бесконечно обсуждалось и разбиралось, при этом подруги (их было две) с благоговением слушали Инну, умевшую любую ситуацию объяснить с психологической точки зрения и даже научить некоторым специальным приёмам. Было что‑то вроде женского клуба выходного дня.