— И что Ева подумает о нас? — прошептала мама. Чтобы ее обнять, мне пришлось опуститься на колени. Мама спрятала лицо у меня в волосах.
— Ты только подробно узнай, что надо сделать. Не помешает ли, что мы живем в разных городах? А ты хочешь вернуться? Я боюсь, что не хочешь. Ну ладно. Как только кончится этот сумасшедший дом, я позвоню Марий. Наверное, она в курсе дела. Еве пока ничего не говори, потому что неизвестно, получится ли. Однако я думаю, что в ее возрасте главное не проблемы, связанные с органами опеки, а совсем другое.
— Но Еву и эта проблема мучит, — заметила я. — Прямо удивительно: наша Лени переживает не за себя, а за кого-то другого! — воскликнул папа с иронией.
Мама взглянула на него с упреком, но не успели они вступить в спор, как вмешалась Милуш в полном соответствии со своим характером:
— Ничего, за два дня не замучается.
— Да, сейчас не время мучиться, — сказала мама. — Вы знаете, в нашей группе есть одна цыганка. Замечательная девушка! Вот она приходит ко мне и говорит, что приехала ее родня из Словакии, хочет на нее посмотреть, и попросила меня достать билеты. Я, понятно, говорю, что попробую, а она потребовала шестьдесят билетов!
— Ладно, я пойду, — сказала я. На меня опять перестали обращать внимание.
— У меня есть для тебя билет, — сказала мама вместо прощания. — Пойдешь смотреть?
— Не беспокойся, билет у меня есть. Я буду репетировать с девушками и постою там минутку, ладно уж.
Так и быть, постояла я немножко. Тут мне и рост пригодился — по крайней мере, все видно. Тем, кто стоял за моей спиной, пришлось гораздо хуже. Они там коридор сделали. Странно, никто не ругался, никто не требовал, чтобы я нагнулась. Это вообще был день чудес. Когда мы поднимались в гору на стадион, нас даже автобус подождал.
А вообще, это был день, полный глупостей. Моих, конечно, глупостей. Я так устала, что ног под собой не чувствовала. Ясно, от глупости — могла бы спокойно сидеть на трибуне.
— Неужели не видишь, какая красота? Прямо плакать хочется! — Это ко мне подошла мама.
— Точно, мне плакать хочется, как я устала. Правда, надо было пойти и сесть на трибуне, — сказала я, отвернувшись, чтобы не видеть сияющее мамино лицо. — Однако не надейся, в группы общефизической подготовки я не пойду, — продолжала я свирепо. — Я еще не окончательно свихнулась!
