– Что это? – спрашивает Тахир.
– Ацетон.
– Да нет. Тик-тик-тик. Часы?
– Кошмар, правда? Как дистанционный взрыватель, как бомба. Я думал, пришел электрик.
– Я не электрик.
– Не ты! Я жду электрика, чтобы он исправил мне эту штуковину, и подумал…
– Да-да, – говорит Тахир и кивает.
– Гудит как целая трансформаторная станция. – Мартин изображает гул и пытается правильно передать его тон. – И еще это тиканье. Если вся их новая техника такова… Если они это не наладят, мы не будем платить – никаких денег, и весь разговор. – Мартин вытирает кисть лоскутом от своих старых трусов. – Это всего лишь квартира для дворника. Ты бы посмотрел, как живут другие жильцы! Настоящий югендстиль – два нижних этажа, роскошь да и только. Все вместе когда-то было детским садиком, доведенным до самого плачевного состояния. А здесь на крыше – надстройка для дворника, с отдельным входом.
Тахир небрежно перекидывает пиджак через плечо, придерживая его пальцем за петельку, и вслед за хозяином выходит в коридор.
– Это для Тино, если он когда-нибудь приедет сюда жить. Осторожно, дверь тоже покрашена! – Мартин нажимает кончиками пальцев на ручку. Гардину защемило оконной рамой. – Немножко маловата комнатка, а так вполне… – Он открывает окно, поправляет гардину, опять выходит в коридор и толкает дверь напротив.
– А здесь сплю я. Смотреть особенно не на что. Штойбер об этом не любит распространяться, но два этажа обошлись ему никак не меньше, чем в миллион. Тут все подновили, вплоть до оконных ручек, красота, правда? Только Штойбер боится, что старикан, бывший дворник, когда-нибудь взорвет к чертовой матери весь дом. Старик никого к себе не пустил. Знаешь, как тут все выглядело всего полтора месяца назад? Ты даже вообразить себе не можешь! А теперь сюда загляни. – В ванной комнате Мартин опускает крышку унитаза. – Ванна, конечно, в размерах не увеличилась, но главное, что она вообще есть. Нажми-ка сюда, пусть будет больше света. А зеркало! Я по поручению Штойбера собираю предложения жильцов и разбрасываю по почтовым ящикам счета. Он мне за это приплачивает. Теперь покажу тебе самое лучшее, что здесь есть. Прикроешь дверь?
В кухне Мартин распахивает до упора дверь на балкон и ногой подбивает под нее деревянный клин.
– Когда я закончу с ремонтом… Будет, так сказать, бельведер с примыкающей к нему квартирой – прошу покорно насладиться сим зрелищем, мой господин! – Он забирает у Тахира бутылку. – Чтобы ты случаем не сбросил ее кому-нибудь на голову, – говорит он и ставит бутылку на стол.
Мартину приходится достать из буфета все три прозрачные пластмассовые салатницы, чтобы добраться до нижней, самой большой. Он ополаскивает ее холодной водой, вытряхивает, после чего отвинчивает крышку «Бонаквы».
– Шумят тут только птицы! – кричит он. – Сосны в этом районе встречаются очень редко. Мох тоже, а у нас здесь и сосны, и мох. – Мартин держит салатницу наклонно, как пивной стакан. Вода льется из горлышка. Постепенно Мартин поднимает бутылку все выше.
– Я думал, может, Фадила у тебя… – Тахир стоит теперь в проеме балконной двери.
– Фадила? Но она ведь твоя невеста. – Мартин ставит пустую бутылку на стол. – Я с ней вообще не знаком. Откуда же она может знать…
– Я много говорю о тебе. – Тахир запрокидывает голову и смеется. – Мы с ней много говорим о вас, парень.
– О тебе, если ты имеешь в виду меня. Ты – тебя – тебе – о тебе – тебя. – Мартин вытряхивает из бутылки последнюю рыбку и снова завинчивает пробку.
– Здесь указана стоимость тары – тридцать пять пфеннигов.
– Мы говорим о Фадиле и тебе – почему нет? – Тахир вешает пиджак на спинку стула. Из своего нагрудного кармана он достает фотокарточку, ладонью смахивает со стола воображаемую пыль и кладет карточку перед Мартином.
Молодая женщина, босая, в выцветших джинсах, фланелевой рубашке и со стрижкой «Принц Железное Сердце»[39]прислонилась к отштукатуренной стене. У нее – Фадилы – широкие скулы и серьезный взгляд.
– Ну как, похожа?
– На кого?
– Ты сам скажи, друг.
– Ну, судя по прическе и росту, – говорит Мартин, – на Мирей Матье.
– На Жюльет Бинош. Той тоже не нужно краситься, чтобы хорошо глядеть.
– Чтобы хорошо выглядеть.
– Видишь? Они такие малюсенькие – вот такие! – Тахир показывает отрезок примерно в десять сантиметров. – Ну, пусть такие! – Его пальцы слегка раздвигаются, подобно стрелкам часов. – Но не больше.
Фадила поставила правую ногу, слегка согнув ее в колене, на подъем левой.
– Малюсенькие туфельки, как у Жюльет Бинош.
– А у той правда маленькие туфли?
– Не знаю. – Тахир смеется.
– Если я правильно помню, Фадила живет в Берлине?
Тахир смотрит на фото.
– Мы живем на Лейпцигер штрассе. Моя мать – та в Берлине.
– В последний раз, вроде, все было наоборот… – Мартин открывает дверцу буфета. – А твой отец где?
Тахир смеется.
– Он тоже здесь?
– Убит.
– Твой отец? Как?
Тахир смеется, подносит кулак к своему пупку, потом тянет вверх до подбородка и говорит:
– Зарэзан.
– Я думал… Я не хотел… Прости. – Мартин сдвигает в сторону упаковку хрустящих хлебцев, лапшу «Три колокольчика», ягодные мюсли. – И где это случилось?
– В госпитале, в Брчко.[40]
– Мы с тобой чуть позже пойдем в кафе, да, Тахир? Или ты хочешь перекусить что-нибудь прямо сейчас? – Мартин показывает ему пакетик, на котором изображен шоколадный пудинг, политый желтым соусом. – Быстрого приготовления!
Тахир трясет головой.
– Я тебя угощаю. Ты мой первый гость. Так сходим в кафе, да?
– Да, – говорит Тахир.
– Ты голоден?
– Да.
– Когда все здесь будет готово, устроим новоселье. Тогда ты приведешь с собой Фадилу, да? Вот это подойдет – базилик? – Мартин тянется за пакетиком.
Тахир вдруг ударяет кулаком по ножке стола, так что вода в салатнице доплескивает до самого бортика.
