Януш. Даже если я не устал, мне достаточно просто лечь в постель и подумать, что сон мне необходим, чтобы утром чувствовать себя свежим и отдохнувшим, — и я уже сплю. Я могу заснуть мгновенно, хотя это похоже на какую-то патологию. Я вообще не помню своих снов. Наверное, у меня есть и КЕМ-фаза1, и альфа- и дельта-волны2, но я никогда не помню, что мне снилось. Это слегка тревожит, потому что в снах перерабатывается много проблем, которые, возможно, не пробиваются из моего подсознания, то есть они перерабатываются во сне, но по какой-то причине мое сознание утром отказывается об этом помнить. И это длится уже пять лет. Иногда появляются какие-то фрагменты, но я не в силах определить, был это сон или явь. Например, когда у меня есть какая-нибудь научная проблема, требующая решения, я неотступно думаю о ней. И порой, едва очнувшись от сна, но еще не пробудившись окончательно, я обнаруживаю себя программирующим алгоритмы, но во сне я это делаю или наяву, не понимаю. Я вижу монитор, строки программы или схемы, но в то же время монитор находится не в каком-нибудь нереальном мире, я не лечу с крыльями над этой программой, и не происходит никаких других фантастических вещей. Может, мне надо об этом поговорить с каким-нибудь психиатром, хотя меня это не особенно беспокоит.
Дорота. Ты счастлив?
Януш. Должен признаться тебе в одной вещи как на духу. Я неестественно часто бываю счастлив тогда, когда вроде бы, и не должен быть счастлив. Например, когда вернувшись из отпуска с Мальдивов, я прихожу в бюро, запускаю компьютер, включаю голос Коэна1, откупориваю бутылку вина и оказываюсь рядом со своими мыслями, которые хранятся в моем компьютере и к которым я очень хочу вернуться. В этот момент я чувствую себя счастливым человеком. У меня есть свои миры в виде проектов новых книг, я работаю над ними и с ними счастлив. Всю полноту этого совершенно особого счастья я чаще всего испытываю вечером, когда в бюро уже никого нет, становится тихо, я закрываю дверь своего кабинета и сажусь за компьютер, а под рукой у меня целый мир, мои проекты, и я работаю, и я один. А на самом деле я не один. Именно поэтому я считаю, что женщина, которая терпит такого типа, как я, на самом деле — ангел. Ведь любая женщина (улыбается) хотела бы, чтобы мужчина был счастлив только в ее присутствии. В моем же случае так не происходит, я достигаю нирваны лишь наедине с самим собой и со своими планами, с тем, что я делаю, с работой, которую выполняю. Знаю, что это нехорошо. Я чувствовал себя счастливым и во время отпуска на Мальдивах, когда сидел на распрекраснейшем райском пляже, вокруг плавали разноцветные рыбы, а я ел вкуснейшую еду, смотрел на невероятное небо, вдыхал необыкновенно пахнущий воздух. Но если бы мне надо было оценить эти две разновидности счастья, эти два состояния, то я бы сказал, что мгновение тишины в бюро для меня не менее ценно, чем прекрасный отпуск. Пожалуй, это один из самых моих больших недостатков -- чтобы быть счастливым, испытать всю полноту существования, мне необходимо и то и другое. Что сложно и, вероятно, влияет на всю мою жизнь. Для меня очень важно то, что происходит в моей голове, и потому многое из того, что я делаю, я делаю для себя. На самом деле я и книги пишу для себя. Это может показаться странным, но я пишу, потому что это должно принести мне прежде всего...
Дорота. ...облегчение.
Януш. Облегчение и чувство свершения. Позже, когда книга оказывается на рынке, она меня вообще практически не интересует, поскольку наивысшую радость я уже испытал при ее написании, во время реализации, при виде осуществления этого проекта или мечты. Когда же она исполнилась, то меня уже не волнует, что с книгой происходит дальше. Конечно, меня интересует, как книга принята, но большей радости, чем радость от завершения проекта, я уже не испытаю. Эта проблема, видимо, является следствием моей нетерпеливости. Многие из тех, кто прочитает настоящую книгу, будут удивлены, узнав, что у меня есть собственный рейтинг счастья. Я сознательно употребил слово «рейтинг», означающее оценку на основе подсчета баллов. Каждому известно, что есть такой момент, когда счастье ощущаешь наиболее интенсивно, в то время как другие моменты не столь исполнены совершенства, что лишь в этот момент ты интенсивнее чувствуешь сочность обожаемого тобой красного цвета. Именно в такие минуты я предпочитаю возвращаться к создаваемому мной миру, который неразрывно связан с моими мыслями и с тем, что я делаю. Порой все это кажется несправедливым по отношению ко мне. Ведь я вынужден ловить эти минуты радости, а, значит, всегда «быть в форме».
Дорота. Перейдем теперь к совершенно другой теме, потому что меня интересует твой подход к этому вопросу. Как ты относишься к гомосексуализму?
Януш. Я считаю, что гетеросексуальные связи естественны. Природа так хотела, и тут нет никаких сомнений - в этом вопросе я согласен с паном Гертыхом1. Гетеросексуальная модель является естественной и доминирующей моделью. Без нее не было бы генетического разнообразия, человеческий род не выжил бы. С этим утверждением согласится каждый гомосексуалист, которого я знаю, ведь я с ними тоже беседую на эти темы. Но это не означает, что такая модель должна реализоваться в каждом случае, что только она имеет право на существование. В любом правиле есть исключения. Они могут проявиться и в отношении, например, физического здоровья. Однако эти исключения не рассматриваются как некий недостаток, это просто исключение, нечто существующее параллельно. Именно так я всегда относился к данному вопросу и всегда был далек от того, чтобы заниматься верификацией этих исключений. Гомосексуализм является проявлением чего-то, что было запрограммировано уже при рождении и что ответственна за характер наших сексуальных пристрастий. Я не вижу причин, по которым человек с иной генетической программой должен страдать, ведь это исключительно его личное дело. Если бы мы все были гомосексуалистами, то природа придумала бы какую-нибудь модель однополого размножения, но это не так. Я принимаю гомосексуализм как одно из возможных состояний, которое не подлежит оценке, и не вижу в нем ничего негативного.
Дорота. Ты слушаешь политиков, которые говорят о болезни, извращении, о необходимости изолировать гомосексуалистов, внести их имена в особые списки?
Януш. Я пишу об этой проблеме в книге «188 дней и ночей», созданной в соавторстве с Малгожатой Домагалик. Несколько лет тому назад группа познаньских политиков проявила абсолютную безграмотность, объединив в одну группу гомосексуализм, педофилию, некрофилию и зоофилию. Я вне себя от гнева, когда слышу такие вещи. Собирать информацию о вероисповедании допустимо исключительно в целях налогообложения, потому что религия — это тоже личное дело каждого. А значит, тем более никто не должен вмешиваться в вопросы, касающиеся сексуальной ориентации, — такие действия могут иметь целью лишь сегрегацию, которая является очень опасным явлением. Я не понимаю, в чем состоит негативное влияние гомосексуалистов. Гетеросексуальный эксгибиционист оказывает гораздо более вредное влияние, чем гомосексуалист, который своей интимной жизнью занимается точно так же, как и гетеросексуалисты,— в тишине своей спальни. Эти высказывания политиков однозначно должны быть осуждены общественностью. Я живу в Германии, где гомосексуализм — такая же естественная вещь, как то, что кто-то является евангелистом, баптистом или католиком. Многие политики не делают из своей сексуальной жизни секрета, но и не рассказывают о ней на каждом углу. На самом деле мало кого в Германии это интересует. Молодые люди не хотят больше участвовать в комедии «Как осчастливить другого» и появляться на официальных встречах в сопровождении женщин, лишь бы соблюсти приличия. Немецкое общество созрело для подобных отношений — даже в Баварии это принято. Это страна, в которой не нужны демонстрации равенства, а если их проводят, то только для забавы. Здесь никому не надо доказывать, что за это право следует бороться, поскольку все права соблюдаются и никого не преследуют. Если существует какой-то остракизм по отношению к лицам гомосексуальной ориентации, то это остракизм локальный какой-нибудь глубоко верующий, отсталый католик из небольшой баварской деревни может не одобрять того, что его кузен из Берлина гомосексуалист, и поэтому не пригласить на свою свадьбу. Но точно так же не пригласит он на свадьбу тетку, которая чересчур много разговаривает, так как ее болтовня воспринимается на том же уровне дружеского остракизма. Исключение же кого-то из общества только из-за того, что сексуальное удовлетворение он получает иначе, чем мы, является полным абсурдом.
