Вечером мы собрали все наше снаряжение, погрузили его на повозки и навьючили на мулов. В путь выступаем в хорошем настроении. Впереди нас ждет последний отрезок долгого марша из Финляндии в Норвегию. Он составляет примерно 30 километров. Предполагается, что мы пройдем через новые укрепленные позиции немецкой армии, где, говорят, проляжет новая линия фронта. Мы знаем, что являемся последним батальоном на этом участке пути вдоль границы со Швецией. Основная часть дивизии ушла далеко вперед и, по всей видимости, уже достигла побережья, откуда морем отправится в Германию. Всего несколько дней, и мы тоже окажемся там и сядем — хочется надеяться на это — на ожидающие нас военные корабли. Слово «Скитботн» звучит для нас как сказочное заклинание. Так называется город-порт у фиорда Линген. Там заканчивается наш поход.
И все же не успевает наступить рассвет, как нас ожидает нечто действительно сказочное. Сначала это одинокая искорка на темном небе. Затем прямо на глазах она увеличивается в размерах, становится все ярче и ярче. Вскоре она излучает желтоватый свет, который делается более интенсивным и вскоре смешивается с волнами и каскадами голубого, зеленого и красного света. Невозможно оторвать взгляд от этого живописного зрелища. Оно длится довольно долго. Вскоре колонна получает приказ остановиться на отдых. Из полевой кухни приносят горячий чай и галеты. Пока мы стоим вокруг повозки с кухней, пьем чай и курим сигареты, прямо у нас на глазах краски северного сияния постепенно гаснут, и на темном небе появляются яркие точки Млечного Пути, Плеяд, созвездия Ориона и Большой Медведицы. Боймер достает губную гармошку и начинает наигрывать мелодию всем известной народной песни.
Две звездочки на небе
Сияют ярко,
Сияют ярче, чем луна.
Сияют ярко,
Сияют ярче, чем луна.
О чем же думает моя любимая?
Ведь я так далеко,
Ведь я так далеко,
Ведь я так далеко от нее.
Ведь я так далеко от нее.
И если бы не расстояние,
И если бы не расстояние,
Я не был бы так далеко от нее.
Сначала мы лишь с закрытым ртом подпеваем мелодии, но затем начинаем вслух петь все строчки песни. В эти мгновения мы мысленно переносимся домой. Одновременно с этим мы прощаемся с суровой страной, к которой успели привыкнуть, в земле которой оставили многих погибших товарищей. Мы защищали Финляндию, как свою родную страну, и несмотря ни на что будем любить ее.
Как обычно, в наше романтическое настроение очень скоро вторгается жестокая реальность. Мы идем по дороге небольшими группами, вытянувшись длинной цепью, низко натянув на лоб вязаные шапочки, чтобы защитить лицо от ледяного ветра. На руках шерстяные варежки. Вместе с нами по дороге трусят мулы, нагруженные тяжелым снаряжением и съестными припасами. За последние дни снег на дороге плотно утрамбовался сотнями сапог, копыт и автомобильных колес воинских частей, прошедших здесь до нас. Местами снег рыхлый, местами твердый, как лед, в зависимости от силы ветра. Перед нами два мула тащат повозку с полевой кухней. Сейчас наш путь пролегает по открытому пространству горного склона, умеренно вздымающегося вправо и круто опускающегося влево и вниз, к реке. Здесь дорога представляет собой сплошное ледовое покрытие и из-за снежных заносов имеет небольшой уклон влево. Мулы, тянущие кухню, боятся сделать поворот, но возница, либо из-за небрежности, либо желая рискнуть, гонит их вперед. В следующее мгновение происходит такая картина: окованные железом колеса повозки скользят по льду, сначала задние, затем передние. Затем вся повозка качается влево и летит вниз по склону, набирая скорость, и разбивается о лед реки, рассыпавшись на части. Спустившись к берегу, мы находим мертвое тело возницы, раздавленного огромным походным котлом. Изуродованных, но живых мулов приходится пристрелить. Забираем всю еду, которую удалось подобрать, прочее оставляем. Нужно двигаться дальше.
Вскоре добираемся до новой линии фронта, протянувшейся вдоль крутых горных стен. Видим постепенно возникающую из темноты цепь заснеженных гор. Батальон останавливается на широком плато. Причины остановки никто не знает. Чтобы немного согреться, ходим из стороны в сторону, снова и снова размышляя над тем, почему батальон не идет дальше. Спустя какое-то время до нас доходит слух, что высокое начальство отдало приказ выступать дальше в поход лишь после двенадцати часов. Получается, что наша вынужденная стоянка вызвана какими-то проволочками военной бюрократии, которой наплевать на то, что целый батальон вынужден час мерзнуть на пронизывающем ветру. Неужели наш батальонный так сильно оторвался от нас и ушел далеко вперед? Будь он с нами, мы бы не стали околевать от холода, а по его приказу пошли бы вперед.
Так закончилась боевая история нашего батальона в Финляндии.
To, что последовало за этим, продолжалось два с половиной месяца, за которые мы преодолели немалый путь, добавив 700 километров к тем 900 километрам, которые прошли от наших позиций на Сеннозере. Отныне мы проходили по 30–40 километров в день, двигаясь по ночам в полной темноте, взяв лишь несколько дней отдыха где-то посредине этого долгого марша. Наш поход был полон всевозможных трудностей, мы мучились от голода, холода, жуткой умственной и физической усталости, испытывали тяжкое разочарование, а иногда и отчаяние. Как же нам удавалось с этим справляться? Честно говоря, не знаю. Конечно, в первую очередь благодаря нашей молодости. Кроме того, выносливости и упорства нам прибавляло понимание того, что мы возвращаемся домой, на родину. Я также считаю, что боевой дух и чувство долга не позволяли нам пасть духом, а убежденность в правоте нашего дела подсказывала принимать верные решения.
В памяти сохранились лишь обрывочные воспоминания о походе по ледовой пустыне. Он начался с того, что, оказавшись в Скитботне и добравшись до фиорда Линген, мы поняли, что никакие военные корабли нас не ожидают. Не останавливаясь, мы двинулись дальше вместе с потоком других немецких частей, прибывших с фронта под Мурманском, что находился на северном участке армии «Лапландия». Последняя отступала по построенной в годы войны дороге, протянувшейся вдоль северного побережья Норвегии. Нам предстояло пройти по ней немалое расстояние с севера на юг, от Скитботна до Мо-и-Рана, конечной железнодорожной станции.
Если бы не суровые зимние морозы, то мы наверняка отдавали бы должное величественной сдержанной красоте здешнего края. Однако это было совсем не то время, чтобы безмятежно любоваться природой или вспоминать описания из книги Гамсуна «Город Зегельфосс». В северной Норвегии начиналась пора полярной ночи, которой было суждено продлиться пару месяцев. К этому времени мы уже научились различать оттенки постоянной темноты и в сумеречный полдень понимали, до какого места добрались. Иногда нам встречалась какая-нибудь деревня, несколько домиков с красными стенами на берегу моря. Ее жители, рыбаки, засунув в карманы руки и явно бездельничая, демонстративно не обращали внимания на нас, чужаков и незваных гостей. Время от времени кто-нибудь из них выходил из дома, забирал рыбу, вываленную на снег несколько дней или недель назад, и исчезал за дверью. Однажды вечером, когда мы начали очередной 30-километровый марш и проходили мимо последних домов какого-то поселка, мой взгляд упал на окно с голубыми занавесками и семью норвежцев, собравшуюся за столом на ужин. Эта картинка показалась давно забытым видением, нереальным, как рай.
